Тихий "Омут" и его голубые черти (СИ)

Но Хосок перехватил меня за руку и дёрнул на себя, да так, что мы едва не столкнулись носами.

— Сбегаешь? Испугался? — его глаза блестели азартом. — А говорил, что я не такой. Что скорее уж меня, чем я кого-то…

— А ты, смотрю, дофига обидчивый.

— Да нет, — он вдруг неожиданно добродушно улыбнулся. — Я долго зла держать не умею, разве не говорил?

— Ага, я заметил.

— Да брось, не загоняйся ты по этому поводу.

— Я и не загоняюсь, — постарался я выдать как можно спокойнее (бегающие глаза не в счёт).

— Не нужно теперь меня избегать.

— Как скажешь, шеф.

— Я знаю, что ты шутил. Я просто воспользовался ситуацией.

— Чудесно, — кивал я как китайский болванчик, в ожидании, когда же он меня отпустит. Его рука на моём запястье как-то жутко напрягала. Казалось, кожа прям зудела от чужого прикосновения.

— Я хорошо целуюсь, тебе не могло не понравится, — заявил он вдруг капризно с нотками недоумения в голосе.

У меня аж челюсть отвисла от подобного финала оправданий. Я даже почувствовал некий долг за собой его поддержать и ободрить, погладить по головке и заверить в том, что он не ошибается, что он прав. Но… Какого чёрта я должен это делать?

— Так поступать нельзя, — решил я мягко, очень так мягонько выразить своё негодование. — Это низко, целовать людей против их воли.

— Судя по тому, что на поцелуй ты ответил, не так уж и против ты был.

— Это… Просто… Потому что я был в состоянии шока! Ты всё равно не должен был так поступать! Нельзя играться чувствами других забавы ради.

— Возьмёшься за моё воспитание? — он усмехнулся. — Отлично. Мне нравится такой подход.

— Не, ролевухи не по мне, — я нервно хихикнул. — Обращайся к Юнги, — дал я отличный совет для самоубийства, и, таки высвободившись, поспешил покинуть «Омут».

Поздно. Детям самое время спать, а не зажиматься с какими-то мутными личностями в баре.

***

Учебный день выдался коротким, но в бар я как-то не торопился. Болтался всё в его окрестностях. Кружил кругами, квадратил квадратами, безуспешно пытаясь собраться с мыслями. И эпицентром сих страданий был никто иной, как Шеф-Оранжевый-Костюм-Целующийся-Аки-Бог. Я совершенно не знал, как я теперь должен вести себя с ним. Избегать? Делать вид, что ничего не произошло? Скорее второе, с первым никак не справиться, если мне охота остаться на работе. Но этот поцелуй ужасно вымораживал. Нет, он вовсе не был для меня первым (первый был вообще не из приятных, тот ещё косяк моей никчёмной жизни), но и целоваться со всеми встречными и поперечными привычным для меня не являлось. У меня и отношений-то серьёзных до сих пор ни с кем не было, и если так прикинуть, то и не влюблялся-то я ни разу. Всё ограничивалось лёгкой симпатией. Я тот ещё эстет, чёрт возьми. Мне просто нравились красивые люди, красивые лица, как в манге, которую я любил почитывать. А ещё порой мне доставляло удовольствие смущать других, особенно таких чистых и невинных (можно подумать, я сам тут великий развратник, ага), независимо от их пола. Поэтому могу ли я быть уверенным, что меня действительно привлекают вовсе не парни? Раньше я об этом никогда не думал. И так как продолжительное накручивание себя в списке моих излюбленных занятий не числилось, я решил покончить с размышлениями, отложить их на антресоли сознания и отправиться делать деньги.

— ТэТэ! — раздалось вдруг громко, и я едва не врезался в столб, залюбовавшись по пути облачным небом.

Впереди, чуть дальше по улице стоял Хосок, на этот раз уже снова в своём оранжевом спортивном костюме, и усиленно размахивал руками, привлекая внимание. Я прибавил шагу.

— Пошли быстрей! — потянул он меня за собой. — Работа для тебя есть.

— Посуда? — отозвался уныло.

— Круче!

— О мой Бог! Существует что-то круче мытья посуды? Серьёзно?

— Знаю, в это сложно поверить, но да. Встань-ка здесь, — определил меня в нескольких метрах от «Омута». — Вот, — сунул в руки пачку бумажек. — Будешь раздавать. Приосанься, — вцепился мне в плечи, расправляя их так, что у меня аж лопатки сошлись. — Улыбочку! И все школьницы… Ну и школьники тоже, почему бы и нет? — подмигнул. — Будут твоими! Точнее нашими.

— Что за фигня? — потряс листовками.

— Это фигня называется реклама. Вот и займись этим, будешь с должностью посудомойки совмещать ещё и должность маркетолога, — он хихикнул и приободряюще похлопал меня по заднице. Приободрило как-то не очень.

— Надеюсь, это отразится на моей зарплате… Правда думаешь, что в этом есть смысл? — я пробежался взглядом по листовке, на которой было указано название, адрес и основной ассортимент. — А это что ещё за диво дивное? — недоумённо вытаращился я на Хосока, ткнув пальцем в строку, обозначенную как «особая услуга». — Что значит «трапеза в обществе приятного молодого человека»?

— То и значит, — подозрительно невозмутимо отозвался тот и стал как бы между прочим смахивать с меня невидимые пылинки и одёргивать закатанные до локтей рукава моего свитера.

— И кто этот молодой человек?

— Давай ты просто пока займёшься листовками, ладно? — предпринял тот попытку соскочить с темы.

— Речь о тебе? — не унимался я. — О Юнги? О Печеньке?