– Итак, Джонатан Иванович пожелал объяснить свое решение, – продолжал Семакин. – Он был одиноким человеком, детей у него не было, но он хотел, чтобы его немалое состояние послужило на благо семьи, покинутой им более тридцати лет назад. Поэтому Джонатан Иванович был очень рад познакомиться с Антоном Игоревичем Голицинским, доводящимся ему двоюродным племянником. Антона Игоревича он видел дважды, когда тот приезжал в США по делам. Антон Игоревич оставил о себе самое хорошее впечатление, он является кровным родственником Джонатана Ивановича, потомком славного рода Голицинских. Он и его дети смогут оставить в будущем о себе память достойную семьи. Дата составления завещания – двадцать второе марта две тысячи двенадцатого года.
Семакин перевел дыхание.
– Завещание оглашено. Но поскольку Антон Игоревич Голицинский тоже безвременно нас покинул, как и его прямая наследница, супруга Любовь Михайловна Голицинская, следующими наследниками являются в равных долях супруги Мерзликины, родители Любови Михайловны. Оспаривать завещание некому, других родственников и детей у Голицинского нет… – Семакин снова начал перекладывать бумаги, ища ручку, – сейчас свидетели поставят свои подписи…
– Я бы на вашем месте не торопилась ничего подписывать… пока, – тихо, но так весомо сказала Альбина, что сразу оказалась в центре внимания. Семакин непонимающе уставился на неё. Между тем, Альбина на мгновение прикрыла глаза, успокаиваясь, затем свободно, нарочито расслабленно откинулась в кресле, царственно возложила руки на подлокотники и чётко произнесла:
– Ни о каких Мерзликиных мы больше говорить не будем. У Антона Голицинского есть сын.
Елизавета Марковна помотала головой из стороны в сторону, как будто отгоняя наваждение, возмущенно запыхтела. Следователь пытался сохранить бесстрастность. Симпатичный мужчина, назвавшийся Денисовым, приветливо улыбнулся, поощряя продолжать. А девица, сидевшая рядом, схватила его за руку и крепко сжала. Альбина чуть не рассмеялась. Эту Пахомову аж трясёт от зависти! Что ж, есть чему завидовать. Если Альбина захочет, то теперь кого угодно с потрохами купит. Вот хоть этого Денисова… Да-а, судя по всему, такого поворота событий никто не ожидал. У Альбины вдруг выросли крылья. Она обернулась к Елизавете Марковне и со всем пренебрежением, на которое была способна, сказала:
– Госпожа Мерзликина, я не хочу, не могу выносить здесь ваше присутствие более не одной минуты. Вы можете прямо сейчас начинать паковать вещи и убираться назад в свою деревню, пока, как вы говорите, ваш дед там все не продал.
– Погодите, Альбина …э-э-э… Петровна, я не ослышался? – первым опомнился Семакин, – у Антона Игоревича есть сын? Но мне и, я думаю, никому о нем ничего не известно.
– Конечно, не известно. Наша с Антоном личная жизнь была только нашим делом, – Альбина снова надменно взглянула на Елизавету Марковну и с удовольствием отметила её растерянность и неспособность не то что бороться, а вообще задавать разумные вопросы. – Но сейчас я должна в интересах моего сына посвятить вас в некоторые аспекты наших с Антоном отношений. Мой сын, Максим Голицинский, рожден не от Геннадия Голицинского, этого ничтожества, который считался его отцом, а от Антона.
– Вы понимаете всю серьезность вашего заявления? – спросил нотариус. – Вы должны будете доказать это. Одних ваших слов недостаточно. Самым убедительным доказательством мог бы быть ДНК-тест, но насколько я знаю, сделать его не так просто. Антон Голицинский умер, не эксгумацию же проводить…
– Нет ничего проще! – снисходительно произнесла Альбина. – Антон был очень предусмотрительным человеком, я бы даже сказала, запасливым и в банке хранил не только деньги. По каким-то своим соображениям он пользовался услугами банка спермы. Не составит никакого труда сделать запрос и провести этот ваш замечательный и единственно верный тест ДНК.
Она царственно взмахнула рукой:
– Можете написать там у себя в бумажках, что наследник Максим Антонович Голицинский.
– Мы запишем обязательно, но может быть вы объясните, как так случилось, – вступил в разговор Коваленко. – Вы нас заинтриговали.
Альбина была очень хороша в эту минуту, лицо ее разрумянилось, волосы выбились из прически и слегка завились у висков, движения приобрели плавность и уверенность. Если бы Альбина хоть на минуту отвлеклась от собственного триумфа, то заметила бы понимающие взгляды, которыми обменивались Коваленко и Денисов, заметила бы возбужденно ерзавшую по дивану Евгению, а также серьезное лицо Елизаветы Марковны, с которого пропало выражение простоты и недалекости. Но Альбина загадочно улыбнулась и рассказала историю, которая не делала чести ни одному своему персонажу.