Тихий омуток

 -- Мне сухие нужны, -- "крутанула хвостом" баба Таня, резво семеня к дверям. – Турецкие. И велосипед мне почини. Бегаю везде пешком, как савраска, а сам на мопеде королем.

            Непряхинский базар, некоторые оскорбительно называют его рынком, -- особый мир продуктов, покупателей, торговок и торговцев,  а главное, сплетен, слухов, житейских незамысловатых или крайне закрученных историй; конфликтов за лучшие торговые места, споров о ценах и фантастических рассказов о «поднявшихся»: «Год назад вот на этом месте жвачками торговал!»

            Баба Таня, едва не бегом, влетела в торговые ряды, а сердце опережало еще метров на двадцать,  притормозила, сделала лицо безразличным и скучающим, и пошла вдоль прилавка, небрежно здороваясь с товарками.

 -- Где пропала, подруга? – окликнула Верка-молочница, приподнявшись из-за банок со сметаной и пластиковых бутылок с молоком.

  --А чего мне пропадать-то,-- ринулась в наступление баба Таня. – У меня товар из дома забирают: великая радость – туда-сюда таскаться.

 -- А я базар люблю,-- встряла Наташка-огородница, крупная сорокалетняя деваха. -- И новости все узнаешь, и людей по...-- привстала и торопливо начала поправлять волосы. -- ...смотришь.

           Все повернулись за Наташкиным взглядом, к прилавку шел рослый стройный кавказец. Остановился, взял длинный  красный стручок горького перца:

 -- Сколка?

 Наташка ногами от восторга засеменила на месте:

 -- Десять. Го-орький. Берите, не сомневайтесь...

 Кавказец небрежно уронил на прилавок десятку, откусил половину стручка, пожевал и вторым укусом доел:

 -- Нэ горкый.

 -- Как "не горький"? -- подскочила баба Таня, оттолкнув краснеющую Наташку. Схватила стручок, откусила и осталась с открытым ртом, глаза ее смотрели в разные стороны.

          Первым засмеялся кавказец, а за ним все остальные. Едва отдышавшись, зашлась смехом баба Таня.

 -- У нас весело. У нас не дома, -- подытожила Верка.

 -- Одичаешь дома! –  сочувственно пробасил цветочник Колюня, горбатенький, низкорослый, но всегда выбритый и наодеколоненный до безобразной невозможности, продавец роз.

  Колюня среди базарных сидельцев пользовался снисходительным уважением как холостякующий, малопьющий, полуинтеллигент и единственный отчасти мужчинка на полтора десятка женщин.

   Верка потянула бабу Таню за рукав, зашептала в ухо горячо и нетерпеливо последнюю сплетню.

 -- Колюня с Ольгой сошлись позавчера. Такая пара.

 -- С пирожками которая: "Кто не купил, давайте купим"? По Сеньке шапка, по едреней матери колпак!

 -- Вроде не уродина.

 -- Ага. Красавица Фаинка -- на ней три волосинки.

            Колюня, поняв, что речь о нем, засмущался, закрутил красненьким носиком:

 -- Перемены у меня, баб Тань, в личной одинокой жизни.

 -- Слышу уже. Добра и радости с соколинкой молодой, -- запела баба Таня сладко громко.--Совет да любовь. Еще и детей нарожаете. 

 -- С детьми воздержимся пока. Ты свое-то излагай,-- приосанился наивный Колюня.-- Всегда поможем.

             Баба Таня пластиковый пакет в руках покомкала, запаха одеколонного Колюниного нюхнула аж до боли в носу, сдалась, всхипнула жалобно:

 -- Ой, что делать не знаю. Соседка-змея дорогу на базар загораживает, от людей меня прячет, – и рассказала, излила беду активно принимающим людям.

 -- А я скажу: порча, -- вклинилась и погасила начавшееся бурное обсуждение Верка.

 -- Иди ты!

 --  Не на тебя, а на твою Ольгу Ивановну. – Верка притушила голос до полушепота, заставив всех напрячься и замолчать, и убежденно заговорила. – Есть такой способ человека изводить: делают его для всех препятствием. А когда ему надоест, что все об него спотыкаются, либо сам на себя руки наложит, либо те, кому помешал, кончат.

 -- Ужас! – баба Таня пакетом закрылась.— Ты говори, делать что?

 -- Бабьи сказки, -- встрял обиженный невниманием Колюня. – Отдавай не все яйца, за три дня на базар накопишь…

 -- Молчи, если не понимаешь, -- одернула Верка. – Есть одна, ты ее знаешь…

             Домой примчалась, обгоняя ветер.  Перед калиткой обернулась на дом Ольги Ивановны жалеющим взглядом:

 -- Угораздило тебя, сердешная. А и не жила…

 На бегу чаю с блином отхлебнула, велела Петровичу самому обедать:

 -- Разогрей, найдешь чего, – накинула платок и пошла через весь поселок решать чужую, но близкую ей проблему.

              В течение дня Баба Таня побывала у знахарки, колдуна и девушки-экстрасенса, заплатила ей сто рублей, тем по пятидесяти. Специалисты ауру Ольги Ивановны просветили и рассмотрели с помощью воды, воска, зеркала, трех свечек, качающегося маятника, невидимого экрана и стеклянного шара.  Дали в качестве талисманов: иконку, камешек, список молитв, брошюрку – еще двадцать рублей из кармана; индюшачье перо и освященную свечку. Святая вода у бабы Тани была своя: на Крещенье молочный сорокалитровый бидон наполнила.

  Выяснилось,--  порча, точно, есть, пришла с севера или северо-запада, наложена женщиной до сорока, не более недели назад.

 -- Прочитаешь, окропишь, наговоришь и спрячешь под крыльцо после заката, а через три дня  придешь: порчу снимать будем.

 -- Под мое крыльцо?

 -- Порча у кого?

 -- У соседки.

 -- Туда. И смотри, чтоб кончик земли не касался. C Запада на Восток.