Тихий русский

С середины наплавного моста открывалась «широкоугольная» панорама моста другого – железнодорожного. Он перешагнул реку в полутора-двух километрах выше по течению. В данный момент мост подвергался модернизации. По муромским меркам платили на реконструкции железнодорожной «артерии страны» исправно и прилично. Устроиться на работу в победившую на тендере московскую фирму хотели многие обнищавшие муромцы. Да только невсех желающих брали: отбор был жёстким, а тест на трезвость – просто жестоким. Может быть, возведённый ещё до революции 1917-го года мост и впрямь становился жёстче, прочнее и устойчивее, но его вполне пристойный внешний вид был безнадежно изуродован московскими мостостроителями-«манкуртами». Теперь он выглядел типичным новоделом с нарушенными пропорциями ажурного, прежде гармонично сложенного металлического тела на стройных и мускулистых ногах-«быках».

Геныч усмехнулся себе под нос. Под мерный плеск струй небыстрой равнинной Оки мысли текли так же неторопливо, несуетно и спокойно. Но новый облик моста, испохабленного эклектичными, угловатыми наростами новодельных конструкций, заставил его вновь вернуться к обдумыванию книги.

Замысленный вначале как остросюжетный детектив, лувсепок Геныча неуклонно обрастал подрывающими «чистоту жанра», не нужными рынку подробностями. Такое не продашь: это не мост, по которому, хаешь его или хвалишь, всё равно пойдут поезда – выбора-то у поездов нет. А у читателя есть – более чем широкий.

Увы – Геныча уводило в сторону. Уже увело. Осуществлённая идея зачастую оказывается настолько не похожей на первоначальный замысел, что даже современная генетическая экспертиза отказывается признать их вроде бы кровное родство – так плотны многочисленные последующие наслоения. Когда-то об этой особенности всякого творческого процесса толково рассуждал Джон Леннон – тема была ему очень близка, и он знал, о чём говорил. Размытость жанра – клеймо неудачника, пытающегося очаровать издателей, но получающего в ответ лишь недоумение и брезгливые усмешки последних. Подобное «странное варево» отторгается ими сходу – как чужая почка после ошибочной пересадки. Такие эклектичные тексты «от блондинок не ушли, и к брюнеткам не пришли»: кесарю кесарево, слесарю слесарево, а писаке-маргиналу – маргиналово.

Но: продолжайте бег, продолжайте бег, продолжайте бег во что бы то ни стало!