Он бросил злой взгляд на двух офицеров, стоявших друг против друга на шоссе у машины, вскинул автомат и толкнул им одного из пленных, полного, молодого парня в зеленом кителе без пуговиц. Парень мелко дрожал, не то от того, что замерз, а теплее одежды у него не было, не то, потому что вообще находился на грани истерики из-за всего, что пришлось пережить в последние дни. Он всхлипнул и потер кулаком воспаленные глаза. Оба капитана одновременно повернули к нему головы. Парень отшатнулся и стал торопливо догонять своих. За ним, ворча, комично переваливаясь с ноги на ногу, как старый гусь, поспешил конвойный.
С востока и с запада стали медленно приближаться люди и два грузовичка, застрявшие в толпе во время инцидента. Послышались смешки и недовольный ропот. Капитан раздраженно стрельнул в обе стороны глазами.
Павел медленно встал на ноги и пошел было к офицерам, но его за плечо сдержал старшина.
– Погоди, Тарасов. Без нас разберутся.
– Так там двенадцать коробок с ирисками, с медом…и шоколад еще! Ранец с пистолетами и немецкий вездеход… Это я добыл! – возмущенно, понимая, что уже серьезно защищен, выкрикнул Павел.
Капитан чуть порозовел, он нервно дернул головой и срывающимся голосом произнес:
– Ваш человек, капитан, допустил возмутительный акт мародерства. Я поймал его с чужим имуществом… С поличным, если хотите.
– Мой человек, капитан, – хмурясь, растягивая слова, ответил Вербицкий, – выполнял мое задание. А вы по какому праву его сорвали?
– Во-первых, у него нет с собой документов, а во-вторых, капитан, что это за задание такое? Это мародерство в чистом виде – я повторяю…
– Насчет «во-первых», капитан… Вам, надеюсь, рассказывали у вас…в тылу…, что войсковая разведка ходит на задание без документов и наград, только с боевым оружием. А что касается…«во-вторых», то это мне решать, что на передовой считается мародерством, а что сбором трофеев. Не знаю, как у вас там, в тылу, а у нас тут, на фронтовой полосе, вот так водится, капитан…
Капитан еще больше раскраснелся, шумно выдохнул и ответил, свирепо цедя слова сквозь зубы:
– Что такое передовая и как собирают тут трофеи, нам…, тыловикам из СМЕРШа, доподлинно известно. Мы и не таких скручивали и ставили к стенке. Но мы еще к тому же точно знаем, где наш тыл, а где тыл противника. Командованием объявлено перемирие, приказано огонь открывать только в крайнем случае, а ваш человек провоцировал немцев своим преступным поведением. Я должен доставить его в штаб…для проверки.
– Да что вы говорите! А где вы были, капитан, когда мы в составе полка вчера вечером и ночью добивали фашистов западнее этой точки? Какое к черту перемирие! Вон пленных ведут…, вы думаете, они откуда? Эти тоже пытались прорваться! Что вы тут мне лапшу вешаете! К тому же, мы своих не сдаем. Тарасов с вами никуда не поедет, имейте это в виду. Это я вам говорю!
– Я буду вынужден доложить в штаб фронта, капитан Вербицкий…, так кажется? – капитан сощурился, – …о вашем странном поведении…и о распущенном…вами распущенном!..личном составе. А добытое вот этим…как его…Тарасовым…я передам командованию, как вещественное доказательство, с рапортом. Имейте и вы в виду, что коробки с продуктами, оружие и автомобиль конфискованы СМЕРШем для дальнейшего расследования. Попробуйте-ка теперь взять у нас! А если захотите вернуть назад…, если посчитаете, что ваш старший сержант взял всё это по праву и по закону, пишите встречный рапорт на имя начальника штаба фронта. Там разберутся! Вопросы есть?
– А иди ты! – сквозь зубы прорычал Вербицкий.
Он повернулся к Солопову и Тарасову и мрачно приказал:
– Следуйте в расположение. И отставить пререкания!
Капитан с презрительной усмешкой посмотрел на Павла. Он медленно достал из кармана ириску, разорвал зубами прилипшую к ней обертку и с показным наслаждением кинул ее в рот. Потом поправил плоский, прямой козырек фуражки своими музыкальными пальцами и что-то лихо просвистел сквозь тонкие, полусжатые губы. Потом он, не глядя на своих солдат, негромко приказал:
– По местам. Поехали… Еще одна баба с воза!
Солдаты, толкаясь, полезли в кузов.
Вдруг Павел вздрогнул и энергично махнул рукой:
– Стойте! Стойте!
Вербицкий с еле сдерживаемым раздражением оглянулся на него:
– Что еще!
– Мое личное оружие! Они забрали, пусть отдадут!
Вербицкий с яростным ожесточением крикнул капитану:
– А это вы по какому праву?!
Капитан, не глядя на своих солдат, забравшихся уже в кузов, выдавил из себя:
– Оружие ему верните… Его штатное оружие, а не то, что он собрал там…