Тихое местечко

— Моих познаний в итальянском не хватило для выяснения подробностей, этот человек говорил слишком быстро. Знаешь, что пришло мне в голову по дороге? Допустим, судебной хроники в журнале нет, а как насчет объявлений? Если между осторожным синьором Чезаре и продавцами опалов существует договоренность о некоем условном сигнале при помощи объявления? Годится любое объявление, даже рекламного типа.

Однако от этой идеи Этвуд за две минуты не оставил камня на камне.

— Во-первых, для такой цели никто не выберет дорогое малотиражное издание, которое далеко не везде продается. Во-вторых, даже если подобное объявление все же было напечатано, нет причины красть у нас журнал, для посторонних условный текст не содержит никакой информации.

— А если речь идет о фотографии? — выдвинул Джеймс новое предположение. — Не в качестве условного сигнала, разумеется. Фотография, глядя на которую любому из живущих здесь сразу станет ясно, что один из нас совсем не тот, за кого себя выдает. Тогда получается, что у Витторио журнал тоже украли.

— Сначала надо было знать, что у нас и у Витторио есть этот номер.

Джеймс подумал о хмуром молчаливом слуге.

— Филипп, это еще не все… На всякий случай я потом зашел на почту и встретил там… кого бы ты думал? Бруно, слугу Витторио. Он спрашивал письма для синьора Феррара.

— Феррара? Значит, либо он сам, либо его хозяин живет здесь под вымышленной фамилией. Впрочем, это никому не запрещается, на то могут быть разные причины и вовсе не обязательно преступного характера. Кстати, пока тебя не было, приходил Джованни и передал, что синьор Ольми приглашает всех на ужин, хочет угостить привезенным с собой каким-то особым вином. Лично мне будет жаль, если Витторио окажется замешанным в это дело с опалами. Он приятный собеседник, и вообще в нем есть нечто подкупающее.

Однако заявить этим вечером, что Витторио — приятный собеседник, значило бы вступить в вопиющее противоречие с истиной. Он был, как всегда, любезен и внимателен, умело направлял и поддерживал общую беседу, а когда, несмотря на его старания, разговор, в силу специфичности выбранной темы, все же стих, нимало не смутившись, единолично завладел вниманием собравшихся, но вряд ли заслужил за свои усилия благодарность: Витторио говорил исключительно на одну тему, о болезнях. Начал он с рассуждений о человеческих недугах вообще, что не вызвало отклика у гостей, затем перешел на конкретные заболевания, уделяя особое внимание неизлечимым случаям, чем поверг всех в состояние замешательства и уныния, а под конец напрямик заговорил о себе, жалуясь на жестокость судьбы, обрекающей его на невыносимое существование прикованного к коляске калеки.

Все, за некоторым, впрочем, исключением, не знали, куда деваться. Бату Берни повезло: к этому времени он был совершенно пьян (вино и впрямь оказалось великолепным), Фрэнк поглядывал на него с откровенной завистью, Тельма с Сильвией, поначалу выражавшие сочувствие, вскоре увяли и с нетерпением ждали, когда кто-нибудь решится уйти, чтобы тотчас кинуться следом. Джованелла Берни с озабоченным выражением лица наблюдала за мужем, прикидывая, как довести его до коттеджа, когда этот невыносимый вечер кончится. Одна синьора Форелли казалась вовсе не подверженной гнетущей атмосфере и даже внесла свою лепту в развиваемую хозяином тему, заговорив о сумасшедшей из соседней деревни, но, поскольку никто о ней ничего толком не знал, этот вопрос быстро исчерпал себя, и Витторио смог беспрепятственно продолжить повествование о собственном недуге. Впрочем, рядом сидела единственная по-настоящему заинтересованная слушательница, чье внимание, похоже, значило для него больше всего остального. Сочувствие Джулианы не допускало сомнений в его искренности, и наблюдавший за ними Этвуд подумал, что, пожалуй, именно ее поведение подталкивает Витторио продолжать свои излияния.

«Она, безусловно, ему нравится, допустим, что и он ей тоже, но зачем провоцировать его играть столь унизительную роль?» — размышлял Этвуд. — «Завтра ему будет стыдно встретиться с нами. Положим, он выпил еще до нашего прихода и теперь плохо соображает, что делает. А она? В ее поведении есть что-то ненормальное… Болезненное пристрастие к чужим страданиям… Как хищник, бередящий чужую рану, чтобы напиться крови».

И тут Этвуд заметил, что не он один следит за Джулианой и Витторио глаза синьоры Форелли были устремлены туда же, и на ее красивом лице отражалось совершенно неподобающее ситуации выражение веселого удовлетворения и сообщничества, будто она вот-вот подмигнет и звучно скажет: «Продолжайте в том же духе и дальше, все идет отлично!»

Джеймс за весь вечер не произнес и двух десятков слов и, поглядывая на Джулиану, становился все мрачнее.

Первыми сдались девушки. Сильвия робко сказала, что очень устала сегодня и, хотя вечер получился чудесный, все-таки хочет пораньше лечь в постель. Все вздохнули с облегчением и тотчас стали прощаться. Джулиана с теткой ушли последними; Фрэнк помог Джованелле довести мужа до домика.