Я проводила ее, посмотрела, как она садится на водительское сиденье моей машины, заводит двигатель, опускает стекла всех четырех окон, будто в моей машине ей душно. Руки на руль, смотрит вперед…
– Как на велосипеде, да, не забывается?
Она скорчила гримаску, а я чуть не спросила: а права у тебя есть? Они действительны? Но, главное, пусть скорее уедет, пока никто не заметил, как она выезжает. Не заметил, что она – в моем доме. В моей машине. Снова медленно проникает в мою жизнь.
– Есть такое дело, – только и сказала я.
Услышала Руби эти слова или нет, неизвестно – машина начала неспешный спуск по подъездной дорожке.
Я видела от крылечка, как она остановилась перед знаком «стоп» и повернула возле дома Сиверов. Постепенно звук двигателя затих. Чего я ждала? Аварии? Что она передумает, и моя машина вдруг вернется ко мне? Что из нее с извинениями вылезет Руби, отдаст мне ключи, мол,
Что-то мелькнуло в окошке Шарлотты Брок: дернулась занавеска и тут же опустилась.
Конечно, все смотрят. Что они вчера обсуждали на встрече, мне никто не доложил. Молодцы, конечно, мои соседи.
Я подошла к дому Труэттов и поежилась, учуяв запах выхлопа от моей машины. Что-то всколыхнулось в памяти, до мурашек по коже. Чейз выключает двигатель машины и кричит мне: открой дверь гаража! Потом отработанный газ, от которого выворачивает наизнанку, медленным вихрем выползает наружу, я боюсь дышать…
Запах висел в воздухе долго. Иногда мне казалось, что именно он привел меня в то утро к их дому. Я нутром учуяла: что-то не так, а лай собаки это только подтвердил.
Я прохожу мимо дома Труэттов и поднимаюсь по ступенькам к двери Шарлотты, до сих пор чувствуя мурашки, будто меня не отпускает мрачное воспоминание.
Я звоню в звонок, за дверью шаги, потом тишина. Будто кто-то смотрит. И решает – открывать или нет?
– Шарлотта, открывай! – говорю я и стучу.
Дверь резко распахивается. Молли смотрит мне за спину.
– Привет, мама дома?
Она заморгала длинными ресницами, на щеках веснушки, как у мамы. Наконец одарила меня взглядом.
– Нет, повезла Уитни к зубному.
Я глянула на ее собственные зубы – сверкают белизной. Мне казалось, у нее брекеты – недавно сняла? Она провела пальцем по верхнему ряду, наверное, еще привыкает.
Молли собралась закрыть дверь, но в прихожей я увидела большую спортивную сумку цвета индиго на фоне светло-серых стен, в тон висящим в коридоре пейзажным фотографиям. Даже здесь стремление к гармонии. Дом спроектирован почти так же, как мой, но хозяйская спальня внизу, еще две наверху, и украшено все более изысканно.
– Уезжаешь? – спросила я.
Молли подвинулась, загораживая от меня коридор, и недоверчиво сузила глаза, будто тот факт, что я приютила Руби, как-то меня очерняет. А ведь она знает меня много лет!
– Мама хочет, чтобы мы пожили у папы. Но пока с ним не договорилась, а дома его нет.
Она погладила края свалившейся на плечи копны темных волос.
Боб Брок – так же типичен, как его имя, высокий, худощавый середняк. Вроде бы и красив, но не приметен. Лицо такое, будто ты его где-то видела. Я, когда переехала, даже спросила его:
У него даже работа бесхитростная – бухгалтер. Поэтому в то, что случилось, было очень трудно поверить. Боб работал из дома, от одного проекта к другому, и свою подружку, видимо, просил парковаться за углом, чтобы машину не было видно, а потом она шла по улице и заходила в дом через гараж, не попадая таким образом под глаз их камеры безопасности.
Но Марго Уэллмен приметила у тротуара незнакомую машину, обратила внимание на то, что она подъезжает в одно и то же время. И поместила на местной доске объявлений фото, на котором низкорослая блондинка выходит из синего седана. Дело в том, что у нас было строгое правило: никаких агентов. И вот Марго написала
На это никто не ответил, ни единого слова, но вскоре все открылось, и с электронной доски объявлений драма перешла в реальную жизнь.
Шарлотта – человек крайне дотошный и организованный. Она аккуратно сложила вещи Боба в коробки и выставила их на крыльцо. К концу дня перед их домом появился фургончик слесаря – поменять замок.