Интересно, зачем ей доказательство? И чего она хочет? Пока про доказательство знаю только я, бояться нечего. Но когда о нем узнает она…
– Ты все знала, – сказала я. – И тоже думала, что это Уитни.
О том, что Уитни ночью выходила, ей сказал господин Монахан…
Шарлотта подошла ко мне вплотную.
– Ты бы поступила точно так же, – прошептала она, будто нас могли услышать. – Однажды, когда у тебя появятся дети, ты меня поймешь.
– Ты ее спросила, Шарлотта? – мой голос зазвенел от ужаса. – Ты ее хотя бы спросила?
– В какой-то момент, когда они становятся подростками, ты их теряешь, – сказала она, словно возвращаясь к своей обычной роли советчика. – Они уходят тихо, а тебе надо просто быть внимательной, предвидеть, что им нужно.
Господи, здесь никто друг с другом не разговаривает. Никаких вопросов напрямую. И вот во что мы превратились. Вот во что это вылилось.
– Уитни ничего не сделала, – начала объяснять я. – Она просто гуляла с друзьями на озере, а Руби их услышала, – а ведь она говорила, что там был кто-то еще, но никто не захотел ее слушать. – А потом Уитни пришла к нам в дом, потому что Руби ей сказала: приходи, когда хочешь. Только самой Руби дома не было.
А мы-то считали, что точно вычислили, когда и куда Руби ходила. Решили, что она спустилась к озеру, чтобы избавиться от улики, и тут же вернулась.
Требовалась ли Уитни в ту ночь помощь – не знаю. Может, просто хотела с кем-то поговорить. Или смыть следы ночной гулянки, прежде чем идти домой. На следующее утро все про это забыли – случилось нечто более серьезное – и решили скрыть все, что делали той ночью.
– Можешь мне поверить, Шарлотта, – четко произнесла я, – Уитни не убивала Труэттов.
На секунду Шарлотта замерла, потом кивнула головой.
– Значит, я поступила правильно. Виновата была Руби.
Она снова строит из себя праведницу, которая вершит справедливый суд! Я поежилась. Кто эта женщина, рядом с которой я прожила столько лет?
– Поступила правильно? Ты ее отравила! Между прочим, я взяла ту кружку, а ты мне ничего не сказала!
Я с ужасом поняла, что антифриз был в кружке Руби с самого начала. Руби забыла, куда ее поставила, а потом взяла мою. Но уже успела выпить из отравленной, а все решили, что она просто пьяна, еле стоит на ногах. И на наших глазах яд медленно делал свое дело…
– Я видела, что ты ее сполоснула, Харпер. Не надо придумывать лишнего.
– Не надо изображать… – Я прикрыла глаза, меня охватила ярость. – Этого никто не делал, Шарлотта! – прокричала я. – Труэттов никто не убивал. Это был несчастный случай! Несчастный случай, понимаешь? Трагический! Но их никто не убивал.
И я показала на коробку у себя под мышкой.
– Что это? – спросила она, потому что мы стояли в полутьме, где ничего видно не было. И не поймешь, что произошло раньше, что происходило в эту секунду. Все утонуло в духоте и неразберихе.
– Идем, – сказала я и пошла к задней двери, она двинулась следом.
Но когда мы спускались по ступенькам во дворик, она взяла меня за предплечье. Со стороны могло показаться, что она хочет меня поддержать.
– Стой, – велела она, и мы остановились в центре дворика. Набрав в легкие воздуха, я повернула коробочку этикеткой к Шарлотте. В свете луны была четко видна надпись.
– Детектор угарного газа, – прочитала я. – Брэндон заказал его незадолго до смерти. Старый вышел из строя. Его никто не забирал и не прятал. Это был жуткий несчастный случай. В котором никто не виноват.
Наши взгляды встретились. Светила луна, и в белках глаз Шарлотты отразился охвативший меня ужас.
– Ты не можешь этого знать, – сказала она. – Полиция бы это нашла. Или отследила бы по его кредитке.
– Эту покупку он оплатил подарочной карточкой, – объяснила я. – Коробочку принесли в колледж, и я ее даже не открыла. А Руби ее нашла.
У Руби было четырнадцать месяцев, чтобы все просчитать, восстановить цепь событий – ведь она точно знала, что ни в чем не виновна. Но если не она, тогда кто?
И она искала, полная подозрений. И добралась до тошнотворной истины. Как докажешь свою невиновность, если перекладывать вину не на кого? Если обвинять – некого?
Потому что никого и не было.
– Покажи, – попросила Шарлотта и попыталась вырвать у меня коробку. Но я крепко ее держала и отвела руку подальше.
– Ты хоть понимаешь, что наделала?
Может, что-то в ней шевельнется? Раскаяние, сожаление? Что-то подлинное? Нет, ничего. Она зашла слишком далеко, уже не свернуть. А назад пути нет, выхода – тоже.
Я вдруг увидела ее всю, поняла, как она дошла до этой точки, на что была готова, чтобы сохранить свои ценности. Защитить семью – разве это не праведное дело? Только построено оно на лжи и недомолвках.
Она бросила на меня недобрый взгляд, осмотрела дворик, остановилась на открытой двери в дом. Я поняла – теперь она ни перед чем не остановится.
Я пробежала через дворик, толкнула калитку, она со скрипом распахнулась и ударила по другой стороне забора. Скорее домой, запереть дверь, позвать кого-то на помощь…
– Стой! – крикнула она и, догнав меня, стала выкручивать мне руку, уже около моего забора.