Тихое вторжение

– Драгоценные, если не сказать больше. И разнообразные. Во-первых, он используется в военных целях. Экзоскаф, усиленный особым блоком на основе «Мультика», стоит втрое дороже простого экзоскафа. И что-то там мутное нашла в нем контрразведка. Не могу сказать, что именно, просто констатирую: интерес есть, а информации нет. Во-вторых, вот из этого дрожания воздуха над диском, из легкой подсветки можно при правильном облучении сделать феерическое, притом на целый стадион рассчитанное зрелище с легким наркотическим эффектом. Шоу-бизнес бешено охотится за «Мультиками». В-третьих, можно использовать при производстве очень сильного и очень долгоиграющего наркотика, который долго не дает физической зависимости. Полгода регулярно его принимая, человек всё еще может отказаться. В-четвертых… не уверен, что это не байки… по некоторым данным, артефакт отпугивает мутантную фауну Москвы.

И цены на него, уверен, запредельные… Еще бы – штучка, необходимая многим.

– Цены на «мультик» – запредельные, – подтверждает мою догадку профессор. – Государство дает семь тысяч евро за экземпляр. Черный рынок – десять тысяч евро, а то и четырнадцать тысяч. Так… Теперь «железное мыло», – указывает он на брикет. – Хм. Одно из его полезных свойств… хм. Думается, народное его обозначение избавляет меня от необходимости переходить к медицинской терминологии… А в народе его именуют «прощай виагра».

– Ясно.

– Превосходно! Но это еще не всё. С ума сходят по «железному мылу» ювелиры. Плюс… блистательно лечит кожные заболевания, да и вообще имеет омолаживающий эффект. «Железное мыло» стало бы артефактом для немолодых миллионеров и их жен, если бы не одно качество, полезное для людей иного склада. Некий состав, сделанный с применением частиц «железного мыла», продержит кого угодно на ногах в течение пяти суток без отдыха. Притом мыслительная деятельность, быстрота реакций и скорость движения заметно увеличатся.

– Тогда это артефакт не миллионеров, а спецназовцев.

– Можно сказать и так. Государственный тариф – пять пятьсот. Черный рынок возьмет и за десять, и за пятнадцать и даже за двадцать. Артефакт редкий, спрос на него – постоянный… Что у нас осталось? «Паук». Распространен весьма широко. Любит «огненные» аномалии. Защищает от «эмо-удара». Кстати, съедобен. Сытный, как мед. Несколько кусочков – и целый день кушать не захочется…

Варить его? Жарить? Сырым есть?

Для меня – никак. Ни при каких обстоятельствах. Я очень хочу иметь детей. Нормальных человеческих детей. С двумя руками и ногами, с одной головой. Иначе говоря, обычной человеческой внешности. А во мне и без того уже многовато химии, радиации. Чем меня Зона облучала, она, сука, не признается. Я ее, допустим, спрошу, а она мне в ответ – буй на прилавок… В общем, я склонен поберечь себя, если кто не понял. А значит, не брать в рот бяку, даже если большие говорят, что бяка – хорошая.

– Любопытно… если «Паука» разрезать надвое вот по этой линии, – он показал, – то между двумя половинками устанавливается голосовая связь на расстоянии до сорока километров. Ну, то есть, по данным, основанным на исследованиях пяти экземпляров, – сорок километров. Никакие помехи ее не сбивают. Никакие стены ей не препятствуют. В любой точке земного шара, а не только в Зоне. Связь держится в течение двадцати суток после активации, то есть ре́зки. Потом глохнет: артефакт разряжается. Официальная цена – две тысячи евро и, кажется, будет падать. А вот сталкеры эту вещь любят. Поэтому барыга, не торгуясь, отдаст за нее три тысячи.

По моему лицу, думаю, видно: хочется знать, сколько еще всего я не знаю. Михайлов усмехается. Произвел впечатление.

– К настоящему моменту известно двадцать два новых вида артефактов. Два – на уровне легенды. Еще один – показания полицейского, на глазах которого артефакт был уничтожен. Еще два – видеосъемка. Еще два – по одному образцу. Десяток – вот таких, они изучаются на постоянной основе. Прочее – мелочь, они мало кого интересуют, поскольку не обнаруживают сильных необычных свойств. Кстати, на всякий случай. В московской Зоне четкая зависимость между возрастом артефакта и возможностью его найти. Молодой артефакт, только что образовавшийся в аномалии, испускает свечение и слегка подпрыгивает над поверхностью земли, как… я не знаю… как горячий жеребец, наверное. Не увидит только слепой. Артефакт постарше просто лежит. Его можно увидеть, если он ничем не засыпан. А вот если началась разрядка артефакта, он в первую очередь становится прозрачным. И очень скоро его можно будет отыскать только с помощью детектора.

Смотрит на меня и понимает, что недопросветил. Дело тут не в одних артефактах.

– Что еще, Тим?

– Эмо-удар.

– А, это…

Михайлов не торопится отвечать. Он садится за стол и, подперев рукой подбородок, принимается размышлять. Взгляд его, на меня направленный, становится невидящим. В такие моменты бесполезно его тревожить. Он просто не обратит на тебя внимания. Проявишь назойливость, и тебя вежливо отправят за дверь – не мешай думать, дружок.