Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)

Все хиханьки да хаханьки, а он - шпион, а? - зашептали мы и тоже стали глядеть на звезды.

Небо было черное, звезды - белые. А за воротами уже визжала молодежь, принявшись за свои обычные ночные штучки.

Столько покойников

За 150 рублей в месяц я уже который год изучаю жуков в одном из научно-исследовательских институтов местного значения.

Работа мне нравится. Жуки не разбегаются, сидят в клетках. Иногда умирают, и нам привозят новых жуков.

Тихие жуки. Вялые жуки. Бодрые жуки. Я прихожу на работу, скушав булочку с помадкой и стаканчик кофе с молоком. Надеваю халат - и скорей к жукам.

А тут у нас помер один одинокий сотрудник. Мы, посовещавшись с товарищами, организовали комиссию, чтобы похоронить его чин по чину. Коллектив пошел навстречу: были собраны немалые деньги, причем многие добавляли от себя лично, невзирая на довольно низкие ставки нашего института.

И я был направлен в морг, чтобы, произведя необходимые формальности и заплатив, подготовить тело нашего коллеги к захоронению.

А была зима. И вечер. И, знаете ли, неуютно так дул ветер и сдувал с крыш тучи снега, создавая искусственный снегопад.

А морг помещался на улице Карла Маркса.

Я толкнул калитку и по протоптанной тропе пошел к домику, светившему желтенькими окошечками.

В первой комнате было тихо и чисто. Среди сугубо медицинской обстановки, положив голову на кулаки, дремал мужчина, который потом оказался нервным.

Я в кратких выражениях объяснил ему цель своего визита.

— У вас гробы есть? - спросил я.

— У нас гробы есть, - ответил служитель, не меняя положения.

Тогда я объяснил ему, что его труд будет хорошо оплачен. Что я располагаю специальными суммами, которые будут вручены ему без каких-либо квитанций либо расписок.

При слове "суммы" глаза мужчины широко открылись. Он встал и сказал дрогнувшим голосом:

— Да. Они - конечно. Мы ж - люди.

— А он - сирота, - сказал я. - У него никого нету.

У него была мать, но она умерла. У него была жена, но она

его бросила.

— Конечно, конечно, - бормотал служитель. И, накинув халат, стал идти в другую комнату. Я хотел последовать за ним, но он остановил меня властным жестом.

— Вам туда не надо.

— Почему? - возразил я. - Я - нормальный человек.

Я сам многое пережил.

— Дух там особенный, и часто не выдерживают, - тихо сказал служитель, оглядевшись по сторонам.

Я тогда еще подумал, что определенно работа накладывает отпечаток на человека.

— Нет, знаете ли. Я - не мальчик. А потом - вы там один долго провозитесь. Разве вам легко одному его опознать?

— Уж, наверно, опознал бы, - вздохнул служитель, пропуская меня вперед.

Скажу сразу, что я ничего не помню, как там внутри все устроено. Столы помню. Освещение тусклое. Зябко. Формалин. И - дух.

— Вот этот, пожалуй, - сказал я, осторожно убрав с лица покойного простыню.

— Ну, стало быть, сделаем, - бормотнул санитар и резко дернул труп за ноги.

Голова ударилась и стукнулась.

- Осторожней же вы! - невольно прикрикнул я.

А я и не знал, что санитар нервный.

Нервный санитар опустил руки по швам и расплакался.

— Вы знаете, сколько их у меня? А? Оглянитесь вокруг! Оглянитесь!

— Я не хочу оглядываться. Я вам плачу деньги, а вы делайте свое дело.

— У меня ж их массы. Вы знаете, сколько их у меня? И сколько всего на свете покойников? Вот мы сейчас с

вами тут стоим, а на земном шаре - миллионы покойников.

— Но ведь в этот же момент родились и миллионы новых детей, - возразил я, но санитар не слушал.

— Что я могу поделать? Я стараюсь, но столько покойников! Или вот при вскрытии иногда тоже ругаются. Так ведь вы вот рыбу, например, на кухне потрошите - у вас и то... Вот возьмите, например, столовые, вы бывали в столовых на заднем дворе?

За эти слова я размахнулся и сильно дал ему в зубы. Несчастный горько зарыдал, прикрывшись рукавом серого халата.

Я обнял его за плечи и вывел из обоих помещений на воздух и мороз. Мы стояли, обнявшись, на улице Карла Маркса под звездами и метелью.

— Вам нужно уходить с этой работы. С вашей впечатлительностью нельзя работать на этой работе, - сказал я.

— Не могу! Не могу! - простонал санитар. - Я ничего не могу.

Впрочем, вскоре он пришел в себя. И очень аккуратно выполнил все необходимое, получив заранее оговоренное вознаграждение

Похороны удались. Погода успокоилась. Плавно падали снежные хлопья. Голос председателя местного комитета профсоюзов дрогнул от волнения. Он бросил первую горсть.

И застучали, застучали мерзлые комья о крышку гроба нашего одинокого коллеги.

Наши женщины тихо плакали, и их можно было понять.

Сила печатного слова

Один поэт сосредоточенно ехал в автобусе на публичное выступление перед народом. Поэт очень хотел сосредоточиться, чтобы выступать перед народом правильно: взволнованно и искренно. Но ему очень трудно стало сосредоточиться, потому что у него над ухом вдруг раздался пошловатенький, сальный и даже, можно сказать, грязный разговорчик, который вели два шустрых молодых человека и ловкая бабушка.

Мерзости, разнообразные по тематике и калибру, вливались в ухо поэта, как когда Гамлетова отца отравил его же собственный братец, вливая цикуту.