Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)

А вокруг мы, родители. Женщины что-нибудь вяжут из мохера или рассказывают, кто где отдыхал на юге или чего купил - какую обновку для семьи. В кустах тальника полковник Жестаканов с профессором Бурвичем в шашки сражаются. Митя-Короед спорит с физиком Лысухиным о соответствии количества градусов чешского пива натуральному алкоголю. Кто кроссворд решает, кто - производственные вопросы. А я... я гляжу на все это, и, честное слово, сердце и радуется, и переворачивается. Голодные военные годы вспоминаются, когда я был оставлен по брони, и после - как я под номером 261 стою с супругой вьюжным черным утром в арке около кинотеатра "Рот-фронт" за мукой. Залубенела нога моя, совсем не чувствую ногу в худом валенке: после растирали, гусиным салом мазали. Как вспомню, так, честное слово, вот лично бы вот этими самыми пальцами душил бы всех этих болтунов и злопыхателей, обожравшихся шашлыками и опившихся пепси-колой! Этих бы всех вонючек на мое место в очередь сорок седьмого года! Вот тогда бы я посмотрел, что б они запели, сопляки!

А что касается тех двух молодых людей, по наружности артистов, то они нам сначала даже и понравились, не стану оплошность нашу таить, не стану оправдываться...

Их режиссер Бублик привез вместе с миловидной женой-певицей. Этот подлец единственно, чем хорош был, режиссер, что в свою бытность часто радовал нас визитами в нашу Пустую чушь (так назывался поселок), визитами различных знаменитостей. То, глядишь, певец М. идет, полотенце повеся и рыкая "Славься, славься!", то иллюзионист Т. веселит всех фокусом исчезновения карманных жестакановских часов в ботинок Мити-Короеда, а то вдруг уже сидит на возвышенности наш знаменитый портретист Сапожников и рисует портрет водоема на фоне окружающей его окрестности. Странно, что эти умные люди не смогли до нас разглядеть гнилое нутрецо этого Бублика, странно!

А те двое были на первый взгляд самые простые длинноволосые парни. Но ведь недаром в народе говорится, что иная простота хуже воровства, хоть скромность и украшает человека. Один - повыше был такой, голубоглазый спортсмен. Другой - хлипше, чернявенький и более шустрый. Девчата наши, невесты, аж кругами заходили, когда увидели всю ловкость состязания молодых людей в настольный теннис. А ребята им нет чтобы какое-нибудь пошлое слово сказать или сделать пошлый зазывной жест. Нет! Скромно и достойно, видите ли, стучали они, мерзавцы, этим своим белым шариком. Пока не грянуло.

А как грянуло, так все сразу и закричали, что мы, дескать, сразу сообразили. А что там "сообразили" - и не чуяли даже, пока не разразился тот самый натуральный и настоящий свинский скандал, последствия которого неизгладимы, необратимы, печальны и постыдны - уж и дачи заколачиваются крест-накрест, и снуют всюду мелкие перекупщики, шурша осенним листом, плодовые деревья выкапываются, перевозятся, и нету бодрости на лицах, а есть одно усталое уныние, разочарование, страх.

Хотя, имея чуть голову, можно было бы и сразу догадаться. Ведь они даже ходили под ручку, не говоря уже о том, что явно, явно они сторонились наших девчат.

А те и рады, озорницы, подсмеяться. Заплели маленькому из головных волос косички, как у узбечки. Губы накрасили яркой помадой, а потом - ох уж эта семнадцатилетняя Настя Жестаканова! - потом взяли да и натянули силком на довольно его жирную не по комплекции его грудь пустой запасной бюстгальтер. Ну и хохоту было!

И мы все в тот момент тоже ошибочно веселились, хохотали, тоже сочтя эту довольно-таки пошлость относительно удачной шуткой. Веселились и хохотали, пока не грянуло.

Господи! Я это на всю жизнь запомню. Значит, расстановка сил была такая. Водоем. Эти двое на плотике-дощанике близ берега, девчата - подле, мы все сидим в кустах, а режиссера Бублика с миловидной женой-певицей где-то нету.

И лишь младшему навязали девочки на грудь это невинное женское украшение, как старший вдруг вскочил, побледнел, голубые глаза его потемнели, и он резким ударом боксера вдруг толкнул Настю прямо в солнечное сплетение, отчего ребенок, даже не ойкнув, бесшумно повалился на песок.

Мы все и замерли, разинув рты. А он, и секунды не медля, резко отпихнул дощаник, и парочка в мгновение ока очутилась на середине водоема, где принялась скверно и грязно браниться. Длинный свирепствовал, а маленький лишь что-то хныкал в ответ, но тоже матом. Он даже показал длинному язык, после чего тот, странно дернувшись, завопил: "Ах ты, шлюха!" И влепил маленькому пощечину. А тот тогда рухнул на колени и стал целовать своему товарищу его босые грязные ноги, полузакрытые набегающей волной.

Господи! Господи! Боже ты мой! А тот пнул его изо всех сил, и первый молодой человек, пронзительно вскрикнув, очутился в воде. Однако при этом нарушилось равновесие, и дощаник, крутанувшись, сбросил в воду и другого молодого человека. Оба они, не булькая, стали исчезать в пучине. Потом снова появились на поверхности, не умея, по-видимому, плавать, после чего, вновь не булькая, окончательно пошли на дно.

И наступила страшная тишина.