Тихоня

Я делаю шаг назад, вынуждая Бел сделать то же самое. По опыту знаю, что она не позволит ему сломать себя. Не так, как он сломал меня за эти годы. Бел сильнее, чем я когда-либо буду. Погруженный в свои мысли, не замечаю, как один из людей отца приближается к нам, пока не становится слишком поздно. В ушах раздается оглушительный треск, и мир начинает вращаться чертовски быстро. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы с ужасом увидеть, как голова Бел откидывается в сторону, а ее хрупкие черты лица принимают удар Бакстера.

Что-то внутри меня обрывается, и я бросаюсь вперед, плечи впиваются в живот Бакстера, а ноги не останавливаются, пока мы не врезаемся в стену. Я отвожу руку назад и наношу удар по его лицу, звук ломающейся кости заполняет пространство.

— Больше никогда, блядь, к ней не прикасайся. — Шиплю от злости, едва держась на ногах. Бакстер недовольно морщится, но не двигается с места. Отец посмеивается с другого конца комнаты, и я медленно возвращаюсь к нему. Каждый шаг требует значительных усилий, и я делаю неглубокие вдохи, чтобы боль не поглотила меня целиком. — Отец, остановись. Позволь мне разобраться с этим. Позволь мне проявить себя. Я сделаю все, что ты захочешь. Просто не надо… умоляю.

Я никогда ни о чем не умолял своего отца, но сегодня сделаю это, если это поможет спасти Бел. Он стоит гордо, словно выиграл битву. Он и понятия не имеет, что эта война только началась.

— Хорошо, если ты этого хочешь. Разберись с ней, но я ожидаю, что в ближайшие десять минут она выйдет из здания и уедет отсюда. Или вернется в главный дом вместе с нами. Там ей будет чем заняться.

Я киваю и переключаю свое внимание на Бел. На ее лице застыли растерянность и обида, но когда она поднимает на меня взгляд, эти две эмоции превращаются во что-то более мягкое, ласковое, во что-то, что мне показывает только она. Ненавижу то, что причинение ей боли — единственный способ защитить ее, но так нужно. Когда-нибудь она поймет. Знаю, что поймет.

Наклонившись вперед, я провожу пальцами по ее щеке и шее. Она вздрагивает, взгляд мечется между мной и отцом. Мне жаль, Бел. Мне так чертовски жаль. Чувствую, как взгляд отца обжигает спину. Он следит за каждым моим движением, и мне нужно сделать это как можно правдоподобнее.

Когда она прижимается лицом к моей ладони и расслабляется, я запускаю пальцы в ее волосы и накручиваю длинную косу на свой кулак. Затем натягиваю маску ярости.

— Что я говорил о том, чтобы ты не лезла не в свое дело, тихоня?

Ее глаза — застывшие озера страха, и думаю — нет, знаю — именно так он сломает меня навсегда.

Глава 36

БЕЛ

Он сжимает мои волосы, и я вздрагиваю. Все не так, как было в прошлом. Это чертовски больно. Кожа головы говорит. Пытаюсь вырваться, но моя коса зажата в его кулаке, как в гребаных тисках.

— Отпусти меня. — Хнычу я. — Я пришла сюда только для того, чтобы помочь!

Он наклоняется ближе, и его опухшее лицо становится еще более мрачным.

— С чего ты, черт возьми, взяла, что мне нужна помощь от кого-то вроде тебя? Ты никто.

Его слова проникают сквозь болезненную дымку, и я опускаю руки. Да, он может быть злым, настоящим придурком, но он никогда не был таким жестоким. Даже когда впадал в ярость, в темноте всегда были проблески света. В нем всегда была мягкость, которую он, кажется, проявлял только ко мне. Я так запуталась. Его друзья говорят, что это все притворство, но это не притворство.

— Я не понимаю, что происходит…

Он хватает меня за подбородок другой рукой и крепко сжимает челюсть, и, клянусь, что вижу в его глазах проблеск вины, прежде чем их захлестывает ярость.

— Тсс… когда попрошу тебя открыть рот, это будет для того, чтобы я мог засунуть в него свой член. Поняла?

Один из громил позади нас хихикает, но я не могу пошевелиться. Черт, я едва могу дышать, когда смотрю в холодные, полные ненависти и ярости глаза Дрю. Это не может быть по-настоящему. Он снова притворяется. Не могу поверить, что он все это время чувствовал именно это. Вспоминаю, как он отталкивал меня, держал на расстоянии, не подпускал слишком близко. Как использовал мое тело и ушел в тот последний раз. В этом есть смысл, и все кусочки мозаики сходятся, но мое сердце не хочет в это верить.

— Нет. — Ненавижу себя за то, как слабо звучит этот протест. — Нет. Ты лжешь. Я знаю, что я тебе небезразлична. Знаю, что значу для тебя нечто большее.

Его хватка становится крепче, и кажется, он вот-вот вырвет мне волосы. Из моего горла вырывается крик, я хватаю его за руки и пинаю по ногам, но у него уже был опыт борьбы с женщинами во время этих его драгоценных психопатических игр, так что я легко подчиняюсь.

— Не так быстро. Ты останешься здесь, пока я не скажу тебе убраться нахрен.