Тихоня

Моя мать затерялась в космосе. Она не представляет, насколько отвратителен и ужасен человек, за которого она вышла замуж. Хотел бы я сказать, что так было не всегда, но так было всегда. Монстр, скрывающийся в темноте. Либо мама никогда этого не замечала, либо не хотела замечать. Тем не менее, не хочу тратить те несколько минут, что у нас есть, на споры, поэтому просто киваю и откидываюсь на спинку стула.

— Так чем ты занималась, мам? Готовилась к марафону? К борьбе с медведями?

Это заставляет ее улыбнуться, и стоит того, чтобы терпеть ее бесконечную преданность мужчине, который никогда не заботился ни о чем, кроме себя самого.

— Разумеется, что-то в этом роде. На самом деле, я только что установила личный рекорд в приложении для игры в судоку, и уверена, что посмотрела все серии Jeopardy¹², из когда-либо вышедших.

— Воу, мир, берегись.

Еще одна легкая улыбка, которая превращается в гримасу отвращения. Я люблю видеть маму, проводить с ней время и разговаривать, но каждый день, когда ее здоровье ухудшается, напоминает о том, что она может и не выкарабкаться, и это открывает незаживающую рану в моей груди. Если моя мама умрет, я потеряю последнего человека, который по-настоящему заботился обо мне.

Эта мысль пробуждает невыразимые эмоции, и я отгоняю их, прежде чем позволить себе отреагировать. Я бы хотел видеться с мамой чаще, но, по правде говоря, видеть ее в таком состоянии убивает меня, и хуже всего то, что для того, чтобы увидеться с ней, мне нужно возвращаться домой и рисковать столкнуться с отцом. Я бы хотел, чтобы у меня было больше времени.

— Может быть, когда-нибудь ты придешь, и мы проведем день за просмотром фильмов, как делали это раньше, когда ты был маленьким мальчиком и приходил из школы больным.

Улыбаюсь и беру ее за руку. Она холодная, и я вздрагиваю от ее температуры. Я чертовски сильно по ней скучаю.

— Я бы с удовольствием это сделал, мам.

— Боже, как я скучаю по своему мальчику. — Она сжимает мою руку так крепко, как только может.

Мой телефон пиликает в кармане, сообщая о входящем сообщении. Черт. Не могу рисковать опозданием. Я резко отпускаю руку мамы и встаю, чтобы застегнуть пиджак.

— Ладно, мам. Мне нужно идти, иначе я опоздаю, и тогда это никогда не закончится. Если будет время, загляну к тебе завтра перед возвращением в университет.

Она одаривает меня слабой улыбкой, и, клянусь, свет в ее глазах тускнеет с каждым разом, когда ее вижу. Я помню ее яркой, жизнерадостной женщиной, которая гонялась за мной по саду и крепко прижимала к себе, когда я падал. Иногда у тебя могут быть все деньги мира, но они ничего не значат, когда речь заходит о твоем здоровье. Бедные или богатые, мы все умираем одинаково. Я люблю ее, несмотря ни на что. До самого конца.

Сглатываю комок в горле, целую маму в щеку и выхожу из комнаты в бальный зал на первом этаже. Музыка оркестра эхом разносится по коридорам. Если я слышу ее с того места, где стою, не удивлюсь, если и мама тоже. Эта мысль приводит меня в ярость. Как он может вести себя так, будто ее уже нет, и она похоронена на глубине шести футов под землей?

Челюсть болит, когда я сжимаю ее. Если я когда-нибудь женюсь, ни один человек или вещь не помешают мне быть рядом с умирающей женой.

Его отсутствие заставляет меня задуматься, любит ли он ее вообще? Мысль об этом угнетает меня еще больше, и я заставляю себя думать о чем-нибудь другом, о чем угодно. на звуки музыки. Когда вхожу в бальный зал, вечеринка уже в самом разгаре. Вокруг толпятся богатые засранцы, пьют дорогую выпивку, обсуждают заседания совета директоров и биржевые сводки. У меня перехватывает дыхание.

Какого черта я здесь делаю? Это не мое будущее. Но это оно и есть.… Это все, что у тебя есть.

Замечаю своего отца в дальнем конце зала. Сначала я направляюсь в ту сторону, но затем замираю, когда его рука низко, очень низко, опускается на спину женщины, стоящей рядом.

На ней платье с открытой спиной, черное, как смокинг отца, и она жмется к нему. Их тела почти соприкасаются. Какого хрена? Не знаю, почему я удивлен. Не похоже, что бы отец остался верен моей матери. Уверен, она знает, что он спит с другими женщинами, и, зная, какая мягкая моя мать, она, вероятно, убеждает себя, что это нормально, раз она не может сама выполнять свои супружеские обязанности, но это не так. Это, черт возьми, не нормально. Это позор. Не понимаю, почему я ожидал, что у него хватит порядочности подождать, особенно когда в его теле, похоже, нет ни одной порядочной косточки.

Я пересекаю комнату и обхожу небольшую группу людей, с которыми он находится, чтобы встать перед ними, демонстративно уставившись на его руку на заднице этой женщины. Она пластиковая Барби, которая никогда не станет такой, как моя мать.

Отец, похоже, не замечает моего настроения, или, что более вероятно, ему наплевать. Женщина, однако, сразу все понимает, ее глаза расширяются в тот момент, когда мы встречаемся взглядами.