Тихоня

— Я действительно ненавижу повторяться, цветочек, но ты заставляешь меня это часто делать. Не вынуждай преподать тебе урок. Вставай, мать твою, чтобы я мог приготовить тебе что-нибудь поесть.

Я слушаюсь только потому, что надеюсь, если сделаю это, он приготовит мне еду и уйдет. К тому же, я правда уже не помню, когда в последний раз что-то ела. Когда занята или погружена в учебу, как правило, забываю о обычных жизненных потребностях. Или пропускаю приемы пищи, чтобы сэкономить деньги для мамы. Не то чтобы я когда-нибудь говорила об этом маме. Или Дрю.

Он идет на кухню, весь напряженный и в ярости, а я следую за ним, все еще в нижнем белье. Зачем об этом беспокоиться, если он все равно видел меня совершенно голой? Сажусь на стул у стола, колени дрожат, а голова кружится. Ладно, может быть, я слишком долго не ела. Словно пещерный человек, он открывает шкафчики, роется в них, затем возвращается назад и достает хлеб, арахисовое масло и клубничны джем.

Хочу предупредить, что это принадлежит моей соседке, но это она притащила его в мою жизнь, так что самое меньшее, что она может сделать, это пожертвовать парой сэндвичей. Я с опаской наблюдаю, как он раскладывает хлеб в ряд и по очереди смазывает кусочки арахисовым маслом и джемом. Затем аккуратно соединяет каждый кусочек вместе.

Только сейчас я по-настоящему обращаю внимание на его наряд: брюки, рубашка, волосы уложены так, чтобы не падать на лицо, как это обычно бывает. Во мне расцветает любопытство, и я не могу удержаться от вопроса.

— Откуда ты пришел?

Он так долго не отвечает, что начинаю сомневаться, слышал ли он меня вообще. Но в конце концов он заговаривает, ставя передо мной тарелку с сэндвичем, разрезанным по диагонали так, чтобы получилось два треугольника, и присоединяется ко мне за столом.

— Сегодня мне пришлось присутствовать на одной из вечеринок моего отца. Я писал тебе на обратном пути, когда ты решила нахамить.

Его собственный сэндвич не разрезан, а сложен в беспорядочное месиво. Даже то, как он делает сэндвичи, говорит о том, что он заботится о других больше, чем о себе. Возможно, Дрю не такой бессердечный, как я думала. Может быть, ему просто нужен кто-то, кто проявит к нему заботу, покажет, что такое сострадание и любовь?

— Твоего отца? Ты никогда не упоминал о нем раньше.

Он качает головой.

— И я так же не собираюсь упоминать о нем сейчас.

Я смотрю на сэндвич, а он громко вздыхает и придвигает свой стул ближе. Как будто я ребенок, который не может самостоятельно есть, он подносит сэндвич к моему рту.

— Ешь.

Чувствую, как тепло, исходящее от его тела, передается мне. Сильный запах одеколона с мятой и тиковым деревом мешает сосредоточиться.

— Мейбел, ешь этот чертов сэндвич, — рычит он, и вибрация его голоса эхом отдается в моем теле. Хочу бороться с ним каждой клеточкой своей души, оттолкнуть его руку или сказать, что, черт возьми, могу сама себя накормить, но я знаю силу этих рук, и, учитывая его напряженное настроение, я бы не исключала, что он схватит меня и накормит насильно.

Наклонившись вперед, обхватываю хлеб губами и впиваюсь в него зубами, откусывая большой кусок. Он одобрительно кивает, глаза темнеют, пока он смотрит, как я жую.

— Я могу есть сама, — напоминаю я.

Он пожимает широким плечом.

— Уверена? Если бы я оставил это на твое усмотрение, ты бы до сих пор сидела в своей спальне и слушала, как урчит твой желудок. Так что теперь тебя кормлю я. Ешь.

Я откусываю еще кусочек, и он продолжает кормить меня, пока весь сэндвич не исчезает, а мой желудок не наполняется.

Я определенно мало ем.

Он берет с тарелки свой сэндвич и съедает почти половину за один укус. Не знаю почему, но глупо улыбаюсь. Может быть, потому, что впервые в жизни наше общение не несет сексуального характера и не сопряжено с насилием. Оно простое и нормальное. В любом случае, он улыбается в ответ, и невозможно отрицать, насколько он красив. Если бы только он все время улыбался.

— Не стоит торопиться с едой. Здесь нет других футболистов, чтобы украсть ее у тебя, — шучу я.

Он бросает на меня озадаченный взгляд.

— А я-то думал, ты выставишь меня за дверь, как только появлюсь, но ты еще даже не запустил в меня чем-нибудь.

— Ну, если подумать, то поторопись, черт возьми. — У меня вырывается смешок, и Дрю одаривает меня еще одной мегаваттной улыбкой, которая почему-то заставляет почувствовать, что вижу его настоящего. Напряжение между нами, кажется, ослабевает, и из моей груди уходит тяжесть. Если бы только каждое наше взаимодействие проходило так.

Может быть, тогда я смогла бы представить, что мы…

В соседней комнате раздается жужжание телефона, а затем глухой звук удара о пол, когда он падает с прикроватной тумбочки. Эта чертова штука постоянно трезвонит. Если учесть, что мне всегда пишут клиенты и мама, это неудивительно.

Смотрю на Дрю, и что-то похожее на подозрение мелькает в его глазах, когда он бросает взгляд в сторону моей спальни.

— Кто это пишет тебе так поздно?