Тихоня для бабника (СИ)

– Завтра в восемь утра я уже буду у нее под дверью, – пообещал не Стасу, самому себе, – и богом клянусь, если она к тому времени успеет наделать глупостей – выпорю. Со всей осторожностью, любовь и заботой. Не больно, но очень обидно!

Смех друга еще звучал у меня в ушах, когда я плавно тронул машину и поехал в сторону дома. Ночевать у подъезда своей зазнобы позволить себе не мог. Дома ждал невыгулянный Зевс.

Глава 25 Сергеев

Конечно, в восемь утра у меня не получилось приехать к Ульке. Зевс как с цепи сорвался с самого утра, еле удалось угомонить засранца, он ни в какую не хотел оставаться дома, все рвался выскочить из квартиры. И это несмотря на то, что я с ним гулял битый час. Но тем не менее к половине девятого, нарушив все возможные правила, начиная от превышения скорости и неправильного обгона, я парковался во дворе дома Ули.

И каково же было мое изумление, когда дверь мне никто не открыл. Да что там удивление, я, кажется, испытал весь спектр неприятных эмоций.

Биться головой о стену я не стал, хотя несчастный букет цветов хотелось засунуть в ближайшую мусорку. И не потому, что я был расстроен, а потому что он мне элементарно мешал, таким огромным был. Каким местом я думал, выбирая этот веник?!

Плюнув, кинул цветы на бетонный пол лестничной клетки и потянулся за телефоном. Только вот Улька все еще не отвечала на мои звонки, а скорее, даже не вернула мой номер из чс. Ладно, это мы с ней еще обсудим. Я же тут поседею, пока выясню, куда она умотала с самого утра. Ну серьезно, девяти еще нет, а ее куда-то понесло!

Пока я размышлял, стоит или нет напрягать друзей поиском моей пропажи, или просто дождаться ее в машине, телефон разразился трелью звонка.

– Да?

Увидев номер Аньки, я весь подобрался, а в сердце кольнула тревога. Вряд ли Алексеева мне звонила просто так.

– Ром! Ромочка, ты где? – голос занозы звучал очень встревоженно, от таких интонаций у меня сердце замирало в предчувствии беды. – Сергеев!

– Тут я, что случилось?

– Ром, Улька звонила…

– Где она? – гулко сглотнув, сжал трубку.

– Ром, ты только не волнуйся, она в больнице.

– Мать перемать! В какой, Ань?! Что с ней?

– В гинекологии, Ром, слышишь, ее отвезли в ту больницу, где ты оплачивал ведение беременности.

У меня мир пошатнулся, стоило услышать, что Улечка в больнице. Мудак, какой же я мудак, довел девчонку до того, что ей стало плохо! Она же… Не дай Бог что-то случится с ребенком.

Не слушая Аньку, сбросил вызов и помчался вниз по лестнице, забыв про лифт. Только успел бросить в трубку:

– Я еду туда.

И отключился.

Выбежав во двор, кинулся к машине, на бегу набирая номер Стаса.

– Ром?

– Улька в больнице, Стасян, как она вчера себя чувствовала?

– Черт, Ромыч, что у вас опять случилось?

– Понятия не имею. Стас, про Ульку ответь! – я уже выезжал со двора и включил громкую связь.

– Да нормальная она была, Ромыч, грустная, конечно, хотя пыталась сделать вид, что все в порядке. Немного тихая, так Уля у тебя всегда спокойная, ну поплакала чуть-чуть, прикрывшись дурацкими гормонами. Не жаловалась, что ей плохо, не говорила, что что-то болит.

– Ладно, понял.

Сбросив и Стаса, откинул телефон на соседнее сиденье и сжал руками руль.

– Держись, Уль, только держись, я скоро. Никуда больше не отпущу тебя, в доме закрою, спрячу, запру! И сам вместе с тобой запрусь, гордячка маленькая!

Я нес откровенную чушь, но это помогло мне сосредоточиться на дороге, а не сходить с ума от волнения. То, значит, она Дорониным тут все решила рассказать, то свое состояние от друзей скрывает, да так, что аж в больницу попала. Ну как, как можно быть настолько…

– Стоп, тормозим на поворотах, – успокаивал сам себя, – не надо наговаривать на Ульку, ты еще ничего не знаешь.

Не знаю, да и знать не хочу, знаю только, что прощу любую глупость, поддержу в любой ситуации, помогу, объясню, успокою. Все для нее сделаю, только бы поняла и приняла меня, дебилушку, вот таким, со всеми ошибками и самомнением размером со слона.

Как я мог вообще ляпнуть про ее ребенка? Как мне в голову посмела прокрасться мысль о потерянной свободной жизни? Вот она – свобода, целых два с половиной дня, вся моя была. Ни черта мне не нужная.

Вчерашний день открыл глаза на многое. Даже не день, а тот момент, когда я зашел в спальню и увидел детскую мебель. Все такое нежное, с зайцем этим ушастым в подгузнике. Вот именно в тот момент я понял, что не просто люблю Улю и готов принять чужого, казалось бы, ребенка, а я хочу этого малыша. Улькиного малыша. Моего. Нашего. Хочу быть рядом с Улей всю ее беременность, переживать в коридоре больницы все время, пока она рожает, и первым увидеть новорожденного. Хочу видеть как ребенок будет расти, как Уля раскроется в новой для себя роли, – а я уверен, что мамой она будет замечательной, – я хочу быть частью всего этого и услышать детское трепетное и очень важное "папа". Я папа, а Доронин облезет. Сообщать ему, ага, конечно, бегу и падаю. Донора спермы с поганым характером нам только и не хватает в семье!