Тихоня для мажоров

— Вы не давали мне жизни, да и права выбора тоже. Я была для вас лишь игрушкой, марионеткой, которой можно управлять. И сейчас, Артем, в моей жизни есть мужчина, который…

— Который тебя не достоит, Юля, — заканчиваю за нее, потому что с каждым ее словом уверенность становится ощутимее.

Она просто убеждает себя, что это хлыщ хороший, надежный. А на самом деле, что он ей даст? Что даст ей и ребенку, который даже не его? Сможет ли принять тот факт, что в жизни Юли было два мужчины сразу? Станет ли этот смазливый типок так перед ней распинаться, когда узнает, что у нее было с нами? А сможет ли сама Юля быть с ним?

— Даже сейчас ты меня перебиваешь и не слушаешь. Вот поэтому я и разорвала с вами отношения. Они заведомо не были выигрышными. У них нет будущего. А цепляться за прошлое нельзя… Вот и живите с Егором прежней жизнью. И у меня будет маленькая просьба. Если ты еще не позвонил ему, то и не звони. Сейчас не самое лучшее время, — она кладет руки на живот, и прикрывает его от моих глаз. — Не хочу снова нервничать.

— Я не общаюсь с Егором. Можешь по этому поводу не переживать.

Она распахивает свои глаза в удивлении и щурится. Не может поверить, что мы с Егором разорвали отношения?

— Почему?

В ее вопросе столько растерянности и боли, что я жалею, что вообще рот раскрыл. Стоило бы молчать и сказать, что не буду говорить.

— У нас все хорошо. Просто мы по-разному смотрим на жизнь. И у нас больше нет общего дела.

Я не говорю ей большего, потому что не хочу, чтобы она переживала. Наши отношения — это только наше дело. А она слишком нежно относится к ним. Слишком хрупко реагирует.

— Вы семья и не должны ругаться. Ваше преимущество и сила в том, что есть на кого положиться. Нет ничего хуже одиночества.

Мне становится невыносимо больно от ее слов. Они пропитаны сожалением и безысходностью.

— Юля, я хочу, чтобы ты поняла: я не враг тебе. Если ты не хочешь отношений со мной, то хотя бы не игнорируй и не прячься. Я не стану тебя больше принуждать и навязываться, я хочу помочь.

— Спасибо, Артем, — она так мягко произносит мое имя, что на моем лице тут же появляется улыбка. — Все хорошо, мне есть кому помогать.

— Ты знаешь мой номер? — она мотает головой и это меня напрягает. Удалила и забыла, значит.

Обхожу стол и тянусь к ручке, касаюсь ее руки и чувствую, как жар ее коже распаляет меня.

— Не потеряй и звони, — протягиваю ей клочок бумажки и говорю: — Обещаю, назойливостью теперь не страдаю.

Кладу руку на ее живот и касаюсь губами макушки головы.

— Еще увидимся, малыш.

И ухожу. Мне сложно банально развернуться и уйти, но я таки делаю это. Ей нужно успокоиться и прийти в себя, понять, что я не причиню ей вреда. Я удивляюсь тому, как она сохраняла спокойствие. Разговаривала без повышения тонов, без истерик, срывов. Я знаю, что беременные часто неугомонные, нередко делают нервы и себе и окружающим просто так. Но ведь Юля особенная. Всегда такой была. И сейчас я только в который раз убеждаюсь в этом.

Вызываю машину и еду к матери. После последнего разговора, который у нас состоялся, между нами осталась огромная пропасть. Я хочу расставить все по местам. Вернуться к работе и доказать Юле, что я настроен серьезно. Сейчас она видит только того мужика рядом, потому что он все это время был с ней, помогал, поддерживал. И она думает, что он надежный. И вообще самый лучший для нее. Я же хочу убедить ее в обратном. В том, что лучше отца ее ребенка никого быть не может. И в том, что я готов на серьезные поступки, готов уступать и слушать ее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

До отеля добираюсь довольно быстро, поднимаюсь на второй этаж и направляюсь к матери, но вопреки моим ожиданиям, в кабинете она не одна.

— Артем? — мать говорит немного растерянно, но быстро берет себя в руки.

Глава 39

Артем

Егор вздергивает бровь и осматривает меня с ног до головы.

— Да, рваных джинс нет и обувь чистая, — отвечаю на пристальный взгляд брата и присаживаюсь рядом с Юлей, нашим директором.

— Перемены к лицу, Артем. Продолжим, сейчас ты все поймешь и мы с тобой после поговорим более подробно, хорошо? — мать ведет себя так, будто и не было между нами этих семи месяцев. Будто не я выводил ее из себя одним своим присутствием.

— Не вопрос, — смотрю на брата, но по его беспристраному лицу ничего не понятно. Он как статуя, только плечи стали шире.

— Качаешься? — спрашиваю у него, усмехнувшись, но тут же замолкаю под грозное шипение матери.