Тиховодье

– Эй, – Катя перекидывает ногу через турникет, надеясь перебраться через него, как какой-нибудь лихой герой блокбастера, но, так и не сумев достать до пола, виснет, вцепившись в верхнюю перекладину. Чертыхаясь и завидуя худенькому мальчику, который наверняка легко пролез в щель между крыльчаткой и ограждением, она видит свое отражение в висящем у стойки кассира зеркале. Зрелище комичное и жалкое.

Надеюсь, тут нет скрытых камер? – думает она. – Не хочется попадать в низкосортные передачи, заполненные закадровым гоготом.

Еще больше раскорячившись и изогнувшись, Екатерина, наконец, перебирается на другую сторону.

Через приоткрытую металлическую дверь, она попадает на огороженную фургонами зоопарка площадь. Составленные друг за другом прицепы образовывают правильный квадрат. Откинутые боковые стенки скрывают колеса и открывают посетителям клетки с толстыми прутьями, за которыми должны находиться животные.

Должны. Но не обязаны.

Сегодня клетки пусты.

Животных тоже эвакуировали? Но как? Прилетел волшебник в красно-белом вертолете и забрал из клеток всех тигров и мартышек? А попугаи полетели сами, будут добираться своим ходом? Глупость какая-то.

В центре площади установлен передвижной ларек, в котором когда-то, когда зоопарк работал и принимал посетителей, продавалось мороженое и сувениры.

Мальчика нигде нет. Она обходит вокруг ларька, надеясь, что он спрятался от нее за противоположной стеной. Дергает дверь, хотя и видит висящий на ней огромный амбарный замок.

– Малыш, – зовет она, оглядываясь. – Просто сними маску, и мы спокойно поговорим.

Не мог же он исчезнуть? – спрашивает она сама себя и тут же и отвечает на этот вопрос. – Мог. Если все это сон или бред. Если он привиделся мне. Как и этот кровавый дождь.

За стеклом ларька на прилавке две заплесневелые булки. Покрытые бурой и серой плесенью они выглядят отвратительно. При одном взгляде на них даже самый голодный человек не сможет не испытать ничего кроме рвотных позывов.

Я просто брежу. Иначе и быть не может.

Она прислоняется к стене ларька и закрывает глаза.

Может, в этот самый момент я нахожусь в шизофреническом отделении? Я привязана ремнями к кровати, и врач вводит очередную дозу транквилизатора в мою исколотую вену. Я ни в чем не могу быть уверенной.

Слезы обжигают веки. Она зажмуривается сильнее, и одинокая ледяная слезинка скатывается по щеке. Катя всхлипывает, вытирая ее рукавом.

Не реви, – приказывает она себе и, размазав по щекам слезы со следами кровавого дождя, вновь открывает глаза.

Прямо перед ней на ближайшей клетке, деревянная пластинка, прикрученная к прутьям кусками медной проволоки. На ней написано всего два слова «Glasiem umbra[1]».

Похоже на латынь. Екатерина привыкла, что на ней пишут либо названия лекарств, либо микробов и злобных паразитов, поэтому подобная надпись на клетке, где, судя по обилию веревок и торчащих из стен сучьев, должна содержаться обезьянка, не вызывает ничего кроме недоумения.

Позже, когда ей вспоминается…

…почему мои воспоминания то, как раздувшиеся трупы, медленно всплывают из глубин, на поверхность сознания, то выскакивают с идиотским смехом, как пружинный чёртик из шкатулки?..

…доставшаяся от родителей книга «История жизни», с реалистичными похожими на фотографии рисунками, недоумение сменяется настороженностью: изображенным в книге доисторическим чудовищам, ученые тоже давали названия на латыни.

Слово umbra более или менее знакомо и похоже на английское umbrella. Но какому же животному могли дать название «… зонтик»? На ум приходят только, грибы и медузы.

Еще – инопланетяне. Картина инопланетных медуз, свисающих с верёвок, спящих на торчащих из стен сучьях и общающихся друг с другом телепатически, вызывает у нее улыбку.

Когда она подходит к следующей клетке и замечает надпись Ego[2] comprehend улыбка медленно сходит с ее лица.

Третья клетка и новая надпись – Anima[3].

Слова кажутся знакомыми.

Эго, Анима – это ведь что-то из психологии? Фрейдизм и прочая хрень? Определенно, я слышала эти термины раньше.