Тики Ту

— Не знаю, — пожал плечами Архитектор. — В Сферах свои заморочки. Возможно, такое положение дел связано с перенаселением Земли… Или вселенские чёрные дыры негативно влияют… Всё возможно. Ясно одно — бездушные являются неотъемлемой частью Великого Эксперимента. Они нужны для контраста, как бы чудовищно это ни звучало. Выполняют вполне определённый Высший замысел, искореняя видимые одухотворённым пороки, чтоб было неповадно… Иными словами, жестоко уничтожая самое себя. И расправляются друг с дружкой, заметьте, без малейших угрызений совести. Буйные вырезают латентных… Ужас, да? Нет, это ещё не ужас… Настоящий кошмар ситуации заключается в том, что любое разумное существо, одухотворённое оно или нет, рано или поздно начинает задумываться о бессмертии своей души. Вы только вдумайтесь — о бессмертии души! Такой вот парадокс… Нда… Всевышний не прост… Обрети душу, а уж потом думай о вечном… Но я не об этом. А о том, что кто-то должен помочь несчастным. Хотя б наставить на путь истинный… Кто? Вы б согласились?

Предо вновь замолчал. Он брёл рядом с Власом Степановичем, переваривая услышанное и мало что замечая вокруг.

— Послушайте, Архитектор, — наконец, вымолвил он.

— Да? — повернул к нему голову Влас Степанович.

— Если то, что вы мне рассказали — не фантазия, то кто такой вы? На самом деле? Демон? Серафим? Брат Всевышнего? Или Повелителя Мрака? Хоть убейте, но не верю я, что простой смертный по доброй воле может попасть в общество бездушных. Да ещё и на такую должность! Это ж надо — помогать беднягам обрести душу… Вы что, в сговоре со Сферами? Какой-то контракт?

Архитектор, остановившись, громко и весело рассмеялся.

— Ой, Предо… Нет, право слово, — наконец произнёс он. — Ни с кем я не в сговоре! Просто кто-то же должен делать работу, которая необходима, но от которой все воротят нос. Поверьте, Тики Ту — далеко не самое худшее место во Вселенной. К нему очень легко привыкаешь. Больше того, его можно совершенствовать до бесконечности… Чем ваш покорный слуга и занимается всё последнее время.

При этих словах Влас Степанович легко поклонился.

— Простите, господин Якушев, — не выдержал Предо, — но лично вам-то зачем это нужно? Вам! Неужели Всевышний после кончины вашего тела на Земле, не пустил вас в рай? Не поверю ни за что на свете!

— Понимаете, дорогой Предо… — Влас Степанович остановился посреди дорожки и мягко улыбнулся собеседнику. — Помочь обрести человеку душу — немыслимое наслаждение. Награда, а не наказание. Это же высшая ипостась творчества, с которым не сравнится ни живопись, ни музыка, ни литература. Архитектура жизни, дорогой мой ангел, величайшее из искусств… Оно изысканно и многогранно, но постичь его, увы, дано далеко не каждому творцу. Мне (почему мне, не знаю; не спрашивайте) просто дали шанс. Наверное, один на миллиард. И я им воспользовался. Разве это аморально?

Глава двадцать третья Сумочка

Самочувствие было таким, будто накануне упился самогоном на курином помёте. Нда… Пробовал когда-то сию амброзию языческих богов. Во студенчестве. На «картофельной практике».

Башка раскалывалась и вообще ничего не соображала. Руки тряслись, ноги подкашивались, веки еле разлепил. И самое непонятное — как он вообще оказался в зале ожидания аэропорта? В «Шереметьево-2». Да ещё и в спортивном костюме. И в кедах. На босу ногу.

Великолепно!

Сердобольная тётка, низкорослая — чуть выше пояса — мордатая, кругленькая, словно тот Винни Пух, в старомодной абрикосовой кофточке на пуговицах, протянула Мише початую бутылочку пива, и когда тот, собрав в кулак все оставшиеся силы, сделал пару глотков, сочувственно покачала головой:

— Ну что, сынок, маленько отпустило? Что ж ты, милый, так накачался-то перед вылетом? Стошнит ведь… Эх, молодежь.

И отошла.

«Что она несёт? — промелькнуло в чуть прояснившейся голове. — Перед каким вылетом?»

Только сейчас он заметил, что перед ним на барной стойке лежит неправдоподобно маленького формата загранпаспорт с вложенным в него билетом.

Миша накрыл документы ладонью и, допив одним глотком остатки пива, отставил бутылку в сторону. Не раскрывая паспорта, он вытащил из него билет, и, отслюнявив обложку, пробежал глазами по записи. Всё правильно, чужое. Билет принадлежал человеку по имени Michael Navigator. Рейс: Moscow — London. Паспорт был оформлен на этого же Майкла, но фото, вклеенное в документ, принадлежало самому Агафонову.

«Надо бы взять ещё пивка», — пронеслось в голове.

Миша, спрятав в карман паспорт с билетом, небрежно обыскал себя. Потом ещё раз — гораздо тщательнее. Что за чёрт? Где бумажник? Мобила? А ключи где? И что это за хрень шею трёт?

Руки тряслись, но не сильно. Молния на олимпийке поддалась довольно быстро — не прошло минуты. Увесистый предмет на массивной золотой цепи, въевшейся в кожу, оказался компасом. Правда, компас тот был какой-то необычный — по кругу отмечены не стороны света, а разбегались от оси к краям названия городов. Ажурная стрелка, почти не колеблясь, целилась сейчас всё на тот же «London».