Тильда. Маяк на краю света (СИ)

— На баб твой командор смотреть умеет, Вир! Она же крутит им как хочет, орет не затыкаясь! Это что за капитан, если позволяет?

— Да ладно! Даже в раковину сирен он дудел, хотя все знают, что она принадлежит Авроре. И ты получил хорошую бойню, Гупо. Каждому свое. Хватит бухтеть.

— Но влетела на борт с безумными глазами она.

— Ну, баба — что с нее возьмешь.

— Вот. Я и говорю. Чтоб Буканбург взял бабу на борт⁈. Их удел — на суше дом моряку беречь.

Один из мерчевильцев — не Китэ, не Прум, не Мати — согласился рассудительно:

— В Мерчевиле женщин берут не в море, а на бал.

— Вот, — голос Гупо казался довольным.

— Ну, и что делать прикажете? С женами квартирмейстера и капитана?

— Он не квартирмейстер. А старпом.

— В Буканбурге это называется квартирмейстер и баста.

Матросы разбрелись в поле моего зрения и расселись на бочках. Даже в голову им не приходило, что одна из «баб» сейчас штурвал держит. Я проверила. Норд-норд-ост. Держит баба и не сбилась.

— Штиль… — проворчал Гупо. — Снова кваситься будем. Да что с ними делать… Терпеть.

— А вот у нас женщины в море ходят, — раздался в хоре все тех же голосов новый.

— У ваших дикарей?.. Молчал бы лучше!

— И не только берут — женщины сами водят лодки. Вдоль береговой линии, да. Но — рыбачат наравне с мужчинами.

— Островитянин, ты бы лучше…

— Он правду говорит, — я рассмотрела, что на сей раз голос подал Хью. — Я из Буканбурга, нравы наши знаю. Но пожил на острове Гудру и скажу вам: мы слабый пол недооцениваем, он не только на хозяйство годится.

— Ты говоришь так потому, что у самого дочка на борту болтается. Парням мозги пудрит.

— Не пудрит! — синхронно возмутились Вир и Бимсу.

Хью мрачно пообещал:

— Только попробуйте слово про Фриду сказать дрянное. Голову оторву. А поверьте, я умею.

— И мы тоже оторвем, — встали плечом к плечу подростки.

— Да, и птицу свою напустишь… Ври больше.

— А ты не видел, что с капитаном Джарлетом она сделала? Напомнить?

Бимсу завелся. А жалуются, что женщины суету разводят. Люди они как есть люди, и не от того это все зависит, мужчина ты или женщина. Парень свистнул, и мой кречет слетел откуда-то со снастей с ее любимым свистом. Ох. Я невольно заслонила голову рукой и усилием воли подавила восстание кишок.

— Тс-с! Тихо! Не дай Видящий, капитан услышит… Мостик ведь.

Из-под прикрытия и ледяного дыхания страха меня прорвало хохотом. Поздно они вспомнили.

— Кто там на мостике?

Я помахала рукой:

— Всего лишь я.

И подставленный локоть села Голубинка, довольно попискивая. Я заставила ее перебраться на плечо и освободившейся рукой взъерошила перья.

Народ засуетился, прикрываясь от солнца и пытаясь разглядеть, кто держит штурвал.

— А, юный островитянин с братом? Как тебя — Дик? — на виду появился мерчевилец, с которым мы стояли на утренней «перекличке». Мати.

Верно. Я же «Дик».

— И что Голубинка у тебя на плече делает⁈.

— А ты что за вахтенного тут?

— А… квартирмейстер поставил, пока вы на дележе, — побыстрее открестилась я, игнорируя вопрос Бимсу. — Кто был вахтенным? Он велел службу отдать. И — да, Гупо, женщины на острове… они ого-го.

Одна Анарха чего стоит.

— Дай сменю, — поднялся наверх какой-то буканбуржец. — Небось курс потерял, дикарь…

И удивился, что нет. Присвистнул. А если б знал, что я не дикарь, а баба, так бы и вовсе… Но я решила повременить с раскрытием личности — слишком много интересного можно узнать, будучи матросом.

— Да жена квартирмейстера как раз ого-го — не орет и не полошит, как капитанская. Так бы и стащил с нее маску…

Это кто такой умный? Дрок. Мило.

— И не только маску, — загоготал Китэ из Мерчевиля.

Подумать только. А я с ними драконовы фрукты собирала. Я невольно нахмурилась — а ведь уже спустилась на палубу.

— Да ладно, Дик, не дрейфь — мы бы поделились, — хлопнул меня Дрок по плечу. — Так ты, выходит, долю не получил? А брат твой где?

Я пробормотала нечто невразумительное, пребывая в замешательстве от неожиданного чересчур близкого соседства с пропотевшим и просолившимся пиратом. Повертела бумагой, вытащенной из рукава, у него под носом.

— Ну, давай тогда уже после завтрака. Гупо, ты ж обещал похлебку? Пошли, Дик, нас ждет отличное лакомство.

Я почесала Голубинке шею. Еще не было возможности поблагодарить птицу за участие в нашем спасении.

Гупо встал с бочки, хлопнул себя по ляжкам.

— Ладно, мужики, пошли — накормлю.

— Да не может он быть госпожой Тильдой, — услышала я где-то позади шепотки ребят. — У той лицо ведь все в шрамах, потому и маску носит. Просто ее кречет неразборчив, кого клюет насмерть, а кого — сразу в друзья… Сиреново отродье эти птички…

* * *

Кают-компания оказалась не самым ужасным местом по сравнению с трюмом, пусть от столовых дворца и отличалась разительно. Темно, грязно, подванивает. Сидим один на другом, ложки и миски сомнительной чистоты, котел прямо на столе дымится, и все, что текло мимо, застыло слизью, которая вовсе не торопится становиться невидимой.