Вскоре в журнале «Русская мысль» появляется статья Тимирязева под названием «Странный образчик научной критики». Он писал, что не без удивления встретил статью Фаминцына. Почему ее автор снова взялся за старую тему? Что собирается сказать нового о книге Данилевского? «По мере как я подвигался в чтении этой статьи, – писал Климент Аркадьевич, – я все более убеждался, что не получу ответа на свой вполне естественный вопрос. Действительно, более странной критики мне не случалось встречать».
Нечеткость, «смутность» позиции, бесстрастность – вот что удивило и возмутило Тимирязева в статье. Что и говорить, неважным публицистом оказался академик Фаминцын. Нет, антидарвинистом Климент Аркадьевич его не называл, к лагерю «ниспровергателей» эволюционной теории не относил. И все же, все же… Критика Тимирязева много лет спустя, уже после его смерти, дала повод приклеить к замечательному ботанику (также к тому времени давно покойному), главе петербургских фитофизиологов несправедливый ярлык антидарвиниста, снятый лишь в наше время. Это было тем более несправедливо, что Фаминцыну доставалось и c другой стороны. Тот же Страхов, к примеру, называл его статью «вредной» и даже «злодейской».
Со всем пылом своего публицистического таланта выступил Тимирязев против антидарвинистов Данилевского и Страхова. Его блестящие лекции и журнальные статьи сохранили свое значение и теперь, и, несомненно, помогли широкому слою русского общества правильно понять учение Дарвина. Страстность тимирязевской защиты, часто переходящая в наступление и в саркастический тон, была такова, что Л. Н. Толстой в письме к Страхову, которому он сочувствовал в этой полемике, писав в 1890 году: «Напишите мне о моих слабостях, тех, которые вы видите, а я не вижу, да поядовитей, потимирязевскее».
Язвительный, саркастический тон статей Тимирязева, конечно, создавал ему непримиримых врагов, но какой же борец за общественную справедливость и за распространение знания среди народа не имел их? Врагов было особенно много потому, что Климент Аркадьевич защищал дарвинизм, как научную теорию, имеющую значение не только для биологии. Он видел в ней основу современного материалистического мировоззрения, устраняющую все сверхъестественное и чудесное, которым проникнуты были до Дарвина объяснения совершенства и приспособленности живых организмов.
Второй целью, куда направлялись удары Климента Аркадьевича, был витализм. Это реакционное течение среди ученых он преследовал всюду, где видел малейшие его проявления. Таковы его статьи против наших виталистов Коржинского, Бородина и рассеянные в его статьях меткие и язвительные замечания по адресу виталистов заграничных – Дриша, Рейнеке, Бергсона. Он жестоко высмеял витализм и у физика Лоджа. Эта борьба Климента Аркадьевича с витализмом имела несомненным результатом то, что виталистические теории не пользовались успехом среди студенческой молодежи того времени.
Тимирязев не только боролся с физическим идеализмом с позиций натуралиста; он понимал, что отрицание объективной ценности науки имеет реакционный общественный смысл. По словам Тимирязева, физический идеализм – это попытка сбить естествознание с толку.
«Мистицизм, оккультизм с их новейшим переодеванием в теософию (или в самоновейшую – антропософию), вера, подогреваемая театральными чудесами, – всё вплоть до Валаамовой ослицы (т. е. лошади сверхчеловека), – всё это только средства «pour faire affoler[57]
».Это прекрасное выражение обозначает тот процесс, к которому прибегают французские садоводы для того, чтобы подчинить себе какую-нибудь форму и изменить её в желаемом направлении. Для этого нужно только la faire affoler, т. е. «сбить организм с толку, чтобы он обезумел, стал метаться, изменяться во всех направлениях, а уже из этого неустойчивого материала можно лепить, что угодно. Такова тактика и всех, кто задался целью осуществить умственную реставрацию, возвращение к тому, что, казалось, навсегда осталось позади, во мраке Средневековья».
Лаборатория в Московском университете, где Тимирязев проводил исследования
Особенно много и горячо Тимирязев полемизировал со сторонниками витализма. Для Тимирязева «жизненная сила» виталистов – это наиболее реакционный тормоз в развитии науки. Виталисты против Дарвина, против установленных им биологических закономерностей в развитии жизни и в то же время против экспериментального метода, против физиологии, против поисков физико-химических основ явлений жизни. Словесная ссылка на «жизненную силу» устраняет самую проблему науки и означает отказ от дальнейшего научного анализа.