Тимирязев: путь биолога

Осмеливаюсь вновь повторить клятвы и уверения, что счастье Вашей дочери будет всегда целью моей жизни – и вновь высказать надежды, что даже если б нашим ожиданиям развода не суждено было исполниться, – Бог и честные люди помогут мне смягчить для неё те нравственные страдания, устранить которые вполне было не в моей власти. Алексей Александрович, время все исцеляет, и я твердо верю, что не далеко то время когда люди, увидя нашу жизнь, охотно простят и забудут то, что в настоящую минуту, при недостаточном знании обстоятельств дела и безысходности положения, – должно казаться нарушением нравственного закона.

Примите, Милостивый Государь, уверение в глубочайшем уважении и безграничной признательности преданного Вам

К. Тимирязева.

«Моя любовь была тяжела, – пишет в своем дневнике Александра Алексеевна, не столько от моего характера, скорее от того, что раз, поверив своему счастью, оно казалось так несоответственно огромно, что одновременно явилось чувство, что немыслимо, чтоб все так продолжалось, а что если разлюбит. Разговоры на эту тему раздражали Климента Аркадьевича. Я часто от него слышала: «Раз у тебя могут быть такие мысли, ты меня очевидно совсем не понимаешь и поймешь тогда, когда свезут на Ваганьково».

Вся их переписка во время семейной жизни была полна ласки и заботы.

«Чувство любви к нему захватило меня без остатку, я всегда ему писала: Ты любишь не меня, а свою мечту, свое воображение. Я желала только одного быть ему самым близким человеком, другом. Пугало лишь одно, с самого начала нашей близости, разница между нами – он умница, красивый, известный ученый, обаятельный человек, а я ничто, с огромной безумной, тяжелой любовью к нему. Моя основная мысль была не погубить бы его будущую жизнь. Одно не вызывало сомнения, то его желание жить вместе со мной». Спустя много лет Александра Алексеевна отмечала его красивую стройную фигуру, взгляд чудных голубых глаз, красивый слегка волнистый волос и чудный голос. «Я любила, когда мы с Климентом Аркадьевичем ездили к моим детям, но, вернувшись, домой я плакала: Мне жалко, что их жизнь совсем отдельная, другая».

Эти письма и записки, которыми они обменивались во время встреч, свидетельствуют о взаимной любви двух людей, которые уже не мыслили свою жизнь друг без друга.

В 1880 году у 23-летней Александры Алексеевны появляется третий ребенок, их совместный Аркадий. О большой любви к своему первенцу говорят записки, письма, телеграммы. Домашние зовут его уменьшительно Кузя. Летят поздравительные телеграммы и письма: от братьев Климента Аркадьевича, от близких друзей… Что может быть в семье радостнее рождения ребенка-первенца?

Огромной нежностью окружают детство Кузи его родные. Он еще учится ходить, а Климент Аркадьевич уже мечтает о его будущем. Он должен стать ученым-физиком. Он пойдет дальше отца и в одной из увлекательнейших и важнейших областей знания будет полновластным хозяином – разведчиком новых путей. Но вот приходит письмо из Петербурга от старшего брата, Дмитрия Аркадьевича Тимирязева. В нем приоткрывается завеса над интимной жизнью нашего героя. О ней можно бы и не писать. Но разве можно умолчать о том, какие страшные преграды на пути честных людей ставил этот мир! Вот это письмо: «Голубчик Глима… дело об усыновлении Кузи можно обделать с шансами на успех, но ему будет только предоставлено личное дворянство и без прав на наследство – сила не и этом, и больше ты, вероятно, ничего не желаешь… Тотчас вышли мне… 1) метрическое свидетельство о крещении, 2) официальную публикацию или другое удостоверение о подкинутии и принятии ребенка тобою на воспитание…»

Читатель в недоумении. О каком усыновлении родного сына Климента Аркадьевича и Александры Алексеевны идет речь? Что за фантастическая история с подкинутым и усыновленным ребенком? Ведь никто Кузю не подкидывал!

Но вот разгадка всех этих более чем странных, с нашей точки зрения, событий, которые многие годы отравляли жизнь семье, Тимирязевых. Как известно, церковь не признала их гражданский брак. Следствием этого было непризнание «законным» сына Тимирязевых. Нужно было изобретать какие-то легенды о подкидывании и принятии родного ребенка на воспитание. Это в какой-то мере узаконивало положение сына в семье.

На этом можно и закончить рассказ об усыновлении Кузи. Мальчик рос в чудесной и любящей семье. В будущем своего сына Климент Аркадьевич не ошибся.

Скрепить брак церковью они смогли лишь в 1912 году, спустя 3 года после смерти ее первого мужа Эдуарда Алексеевича. В музее сохранилась венчальная свеча Тимирязевых, возможно, она напоминала им о том тернистом пути, который они прошли, а также о великой любви, чутком и нежном отношении к сыну и друг к другу. О нежном отношении к своей спутнице жизни говорит и посвящение одной из последних книг «Исторический метод в биологии», опубликованный через два года после смерти ученого: