Тимирязев: путь биолога

Из дневника Александры Алексеевны Тимирязевой[55]: «Первый раз я тебя (К. А. Тимирязева. – Авт.

) увидела, выходя из Церкви от всенощной под праздник Успения. Познакомил сын священника. Я давно тебя хотела увидеть, все говорили замечательный ученый. Я боялась, а вдруг я тебе покажусь глупой. Мне так хотелось узнать, что ты за человек говорить очень боялась. Мы немного прошлись по парку до пруда, потом ты ушел, и все говорила Мише как я рада, что, наконец, увидела Тимирязева, это было в 1877 г. 14 августа. У меня было страстное желание с ним познакомиться, но в Разумовском он не был (Климент Аркадьевич был за границей. – Авт.). Зимой раза два виделись. Весной следующего года я столкнулась в парке с целой компанией, гуляли вместе по парку, а затем через несколько дней была прогулка во Владыкино, и как-то вышло так, что почти всю дорогу мы шли, отделившись от остальной компании вдвоем, я очень радовалась, и затем все лето я жила как во сне. Я вставала утром и ждала вечера, желая встретить Климента Аркадьевича, но никогда не воображала, что он полюбит меня».

Совместные прогулки и постоянная переписка, начавшаяся в 1878 г. 14 сентября, когда Александра Алексеевна перешла к родителям, свидетельствует об обоюдном желании совместной жизни: «Я была не свободный человек. Самый большой страх у меня был, а если дети будут не у меня, или не у моих родителей, он знал это и всегда говорил – твои дети мои дети, много пришлось мучиться пока дети (Алексей 1876 г. р. и Любовь 1878 г. р. – Авт.

)стали жить у моей мамы».

Переписка продолжалась по декабрь. «Меня всегда интересовал ученый мир, профессорская среда, у меня были всякие интересы к учению, музыке, мне всегда хотелось радости жизни, жизнь складывалась буднично, совсем не так, как я ее представляла. Я вышла замуж очень молодой (18 лет. – Авт). У меня родилось двое детей. Детей я очень любила».

21 декабря 1878 г. в 16.00 они вместе уехали в Петербург, где проживали мать и братья К. А. Тимирязева. Перед этим Климент Аркадьевич ей говорил: «Забудь обо мне и что бы мне ни пришлось выстрадать, не думай об этом, думай только о детях, ибо любовь к детям, страдания за них самое глубокое чувство». «Брак возможен только в том случае, – говорил Климент Аркадьевич, – если у обоих одна душа и нравственный мир общий, всё одинаково понимают». И далее он говорил: «Я страшно ревнив и добавлю ещё, могла ли бы ты полюбить не ревнивого человека».

После приезда в Москву из Петербурга Климент Аркадьевич написал два письма отцу своей любимой – Алексею Александровичу Ловейко, обер-полицмейстеру Москвы, генерал-майору.

Черновое письмо К. А. Тимирязева из архива музея-квартиры[56]

:

Милостивый Государь Алексей Александрович!

Прежде всего прошу у Вас прощения за то, что осмеливаюсь обращаться к Вам с этими строками. Быть может, увидя, от кого они, Вы бросите письмо не читая или разорвете его в справедливое негодовании – тем не менее считаю себя нравственно обязанным обратиться с ними к Вам. Я вполне сознаю, что в настоящую минуту, в том свете, в каком Вам должна представляться моя личность, я не могу внушать Вам ничего кроме ненависти и презрения. Я прошу, я молю Вас об одном: повремените Вашим приговором, дайте мне срок целой жизнью безграничной, преданной любви и беспредельного уважения доказать, как святы те чувства, которые на веки связали мою жизнь с жизнью дорогой Вам дочери. Если Вам дорого счастье Вашей дочери, то поймите, как же дороги дня меня счастье и честь той, кого перед Богом – перед своею совестью – перед честными людьми я считаю своей женой – в твердой надежде, что наступит минута, когда я подучу законное право назвать её этим святым именем перед лицом всего света. Но я твердо верю, что те честные люди, которые знают меня, не бросят в нас камнем.

Алексей Александрович, не верьте наветам людей, которые не могут беспристрастно, хладнокровно судить обо мне. Я смело могу заверить, что я делаю вызов всем, кто на меня клевещут – что слагаю к ногам Вашей дочери имя, на котором нет пятна – что если б за все мое прошлое меня можно было бы упрекнуть хотя бы в пустой светской интриге, то, поверьте, Алексей Александрович – я бы никогда не осмелился поставить свое имя рядом с именем Вашей дочери, которое было для меня всегда святыней.