Тимирязев: путь биолога

Поэтому в полоске желто-зеленого, наиболее яркого света у Дрепера выделялось наибольшее число пузырьков кислорода и разлагалось наибольшее количество углекислоты. Физик Дрепер прекрасно знал, что красные лучи несут с собой больше энергии, чем нее другие видимые лучи солнечного спектра. Но он считал, что физические законы не играют роли там, где дело касается организмов – живой природы.

Растение, по его воззрению, наделено особыми свойствами, отличающими его от тел так называемой мертвой, неорганической природы. Для Дрепера якобы существующая «душа» растений и животных отменяла общие законы природы.

Тимирязев в своей диссертации доказал несостоятельность идеалистических взглядов Дрепера – сложнейший процесс возникновения в зеленом листе органических веществ под воздействием солнечного света подчинен общему для всей природы закону сохранения материи и энергии.

На помощь Дреперу пришли немецкие ботаники Сакс и Пфеффер. О том, какими методами эти ученые боролись с научными открытиями русского исследователя, подробно говорил сам диссертант Климент Аркадьевич Тимирязев:

– В критической части своего труда Пфеффер уделил разбору моей работы почти столько же места, сколько занимает и вся моя статья. В этой критике она признается окончательно негодною, на каждом шагу отмечается мое невежество в физике, мне навязывается гипотеза, которой я не высказывал, и, наконец, бросается тень на мою нравственную личность – мне приписывается подлог. Почти четырехлетнее молчание, которым я встретил эту критику, служит лучшим доказательством, какую цену я придавал этим нападкам, но теперь, будучи вынужден для разъяснения дела заговорить о ней, я считаю долгом рассеять в уме читателей все те сомнения, которые могли запасть при чтении работы Пфеффера…

Климент Аркадьевич шаг за шагом разбивает вдребезги наукообразные возражения Пфеффера и стоящего за ним Сакса.

Между тем значительная часть ботаников признавала работу Пфеффера образцовой. Климент Аркадьевич показал своим слушателям неприглядность этой «образцовой» работы своего противника:

– При первом взгляде на прибор озадачивает отверстие наверху абсорбционной трубки[54], заткнутое пробкой, но когда обратишься к тексту, то невольно разражаешься смехом. Оказывается, что ни доктор Пфеффер, ни его учитель, профессор Сакс, не знали, как поднять уровень ртути в своих трубках, и для этого снабдили их отверстиями, затыкаемыми пробкой. Одного этого факта достаточно, чтобы иметь понятие о том уровне, на котором стоит экспериментальное искусство в Вюрцбургском ботаническом институте.

Немецкие ученые пренебрегли азбучным правилом: сосуды, где измеряются газы, должны быть, по возможности, глухие.

Тимирязев под общий смех аудитории показывает грубую, неряшливую, неточную работу своих противников.

Опыты Пфеффера «подтверждали» вывод, сделанный Дрепером: процесс воздушного питания растений протекает с наибольшей силой якобы в желтых лучах.

– Это заключение Дрепера и Пфеффера – результат их работы с большой щелью. Они, конечно, с радостью уменьшили бы щель, чтобы иметь чистый спектр. Однако с уменьшением щели уменьшилось бы количество света, падающего на трубку с листьями, – в этом случае процесс фотосинтеза замедлился бы. Количество газов, которые следовало бы исследовать, также уменьшилось бы. Но ни Дрепер, ни Пфеффер, ни Сакс не обладали искусством анализа микроскопических порций газа, – заключает Климент Аркадьевич.

Тимирязев же год от году совершенствовал это искусство, поражая точностью своих газовых анализов ученых всего мира.

Бертло, восхищенный успехами своего ученика и соратника, говорил ему: «…Каждый раз, что Вы приезжаете к нам (1870, 1877, 1884), Вы привозите новый метод газового анализа, в тысячу раз более чувствительный».

Позже и Сакс и Пфеффер, в конце концов, вынуждены были стать на точку зрения Тимирязева. Однако, приняв теорию Тимирязева, они сделали вид, что пришли к ней на основании собственных исследований, независимо от работ Климента Аркадьевича.

Специальный прибор – гелиостат – отражал со своих зеркал солнечный луч точно на ставню окна. Через оптическое стекло, имеющее форму чечевицы, луч света попадал в трубку, оклеенную изнутри черной матовой бумагой. У внутреннего конца этой трубки, снабженной диафрагмой, была сделана щель, ширина которой не превышала 1 миллиметра. Между щелью и призмой помещалась вторая чечевица. На экране появлялся солнечный спектр.

Климент Аркадьевич брал кусочки листа бамбука одинаковой площади. Толщина этих листьев не превышала 0,1 миллиметра. Куски листа вводились в стеклянные, запаянные с одного конца трубки диаметром в 10–12 миллиметров. Из трубок удалялся атмосферный воздух, и они погружались открытым концом в ртутную ванну.

Затем все трубки наполнялись предварительно дозированной смесью воздуха с углекислотой.

Для помещения трубок в спектр служил искусно сделанный маленький деревянный штатив.