Тимош и Роксанда

Святое празднество началось по заведенному ритуалу.

Слуги зажгли свечи и поставили на столы кушанья и вина. Пани Фирлей пока что в одиночестве молилась на коленях перед большим, в рост человека, распятием, поставленным в нише. Когда рыдания стеснили ей грудь и она воскликнула: «Господи! Господи!» — раздалась небесной красоты музыка и из ниши за распятием явился одетый в римскую тогу святой Станислав. Тотчас распахнулись двери, и в залу вошли дамы-служанки во главе с пани Деревинской и отцы-иезуиты. Все сели за стол, откушали. Снова раздалась музыка, но теперь это был полонез. Святой Станислав отер рот платком, встал и повел пани Фирлей в центр залы, и все встали и пошли танцевать. Музыка была прозрачна и безмятежна, дамы и их кавалеры в сутанах оживлены. И вдруг раздался то ли удар грома, то ли мебель какая-то упала и рассыпалась, но только центральная дверь отворилась, будто ее ветром толкнуло. Танцующие смешались в недоумении, музыка оборвалась.

В черном дверном проеме появился апостол Петр с золотыми ключами в руках, лысый, в голубой мантии.

— Подойди ко мне! — громовым голосом приказал апостол Петр святому Станиславу.

Тот оставил пани Фирлей и повиновался.

— Так-то ты блюдешь святой чин! — разгневался апостол. — Ты здесь танцуешь, а я всю ночь жду тебя с моими ключами и не могу затворить неба!

И он с силой треснул святого увесистой связкой ключей по голове. Да тотчас взъярился и бил так сильно, что у несчастного брызнули из глаз слезы.

— Сознавайся, негодник, перед этой добродетельной дамой, кто ты и откуда, не то забью тебя до смерти!

— Я все скажу! — закричал Лже-станислав. — Я монах киевского монастыря Иоанна. Нас разорили. Я спасался бегством.

— Вот и хорошо, что сознался, — сказал апостол Петр. — Теперь и я вам представлюсь. Епископ униатской церкви Савва Турлецкий.

Отцы-иезуиты покинули своих дам и двинулись было к апостолу-епископу, но в залу вошел пан Мыльский в боевых доспехах и с ним слуги под водительством дворецкого.

— Обман! Постыдный обман! — Пани Фирлей среди замерших участников сцены прошла на свое место за столом, села.

— Воды! — воскликнула пани Деревинская.

— Нет! — сказала пани Фирлей. — Все — вон! Дворецкий, распорядитесь, чтоб шайка иезуитов тотчас покинула замок, и чтоб с пустыми руками. Обыскать до белья, перед тем как их выкинут в ров.

— Ваша милость! — пани Деревинская сделала шаг к пани Фирлей.

— Я сказала — вон! Всем — вон!

Девицы и отцы-иезуиты кинулись к двери, где слуги дворецкого тотчас хватали монахов и тащили в башню, чтобы вытрясти и выбросить.

— Вот мы и встретились! — сказал Савва Турлецкий, подходя к пани Деревинской.

— О, ваше преосвященство! Я исстрадалась без вас, — сказала пани с чувством.

— Как видите, я прибыл в самый разгар ваших страданий, — его преосвященство улыбался. — Надеюсь, дворецкий даст нам приют до утра, а утром и лошадей до города.

— Ваше преосвященство! — воскликнул добрый слуга Фирлея. — Мы вечные должники ваши да еще доброго пана Мыльского!

Наутро Савва Турлецкий и пани Ирена Деревинская укатили в Краков, и пан Мыльский получил от дворецкого полное боевое снаряжение, коня, полтысячи талеров, пятерых драгун и отправился на помощь гетману Фирлею и королю.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Хмельницкий сидел на высоком дубу, как старый ворон. Сверху ему было видно: королевская пехота, одетая в немецкое платье, неторопливо, без опаски переходит по двум наведенным мостам через Стрипу, вышедшую из берегов после ливневых дождей. Следом за пехотой переправился полк настоящих немцев. У наемников и строй, и выправка отменные. Было их тысячи две, не больше. Подтягивался к Стрипе литовский обоз, который вел подканцлер Казимир Сапега.

Над Стрипой стоял туман, моросило.

«Теперь отряд Богуна заходит полякам в тыл у села Метены, — прикидывал Хмельницкий расстановку сил. — В лагере короля, на холме под Млыновцами, солдаты варят обед, дым от костров, прибитый дождем, по земле стелется… Не торопятся. И разведки никакой!»

Богдан сокрушенно крякнул. Он всю жизнь свою принадлежал этой армии, великой польской армии, которую почитал за непобедимую. И что же он видит теперь? Полная беспечность. В дубраве за лесом, стоит огромный татарский кош. За рекой, с сорока тысячами казаков ждет сигнала Данила Нечай. Казачьи полки заходят королевскому войску в тыл. Два полка нацелились на село Грабковцы, чтобы расчленить армию, отрубить ей хвост. А великие гетманы, канцлеры, генералиссимус и сам король ничего не ведают. Не ведают о том, что битва, еще не начавшись, проиграна и что всем им уготована доля бахчисарайских пленников.

По мостам потянулся литовский обоз, пошли литовские хоругви.

Богдан достал из-под кунтуша красный платок, взмахнул им. Тотчас пальнула пушка, и вместо эха — в Зборове и по селам ударили во все колокола.

Лавина татар выкатилась из дубравы, напала на перешедшее реку войско.