Тимошкина марсельеза

При свете фонаря Тимошка смог её разглядеть. В драповом узком пальтишке, в косыночке, в больших подшитых валенках девушка по-хозяйски прошлась по вагону. Подняв фонарь, она, наверное, хотела посветить на нары, но в это время в вагоне появился Никуленко. Громыхнув пустым железным бачком, он снова спрыгнул обратно в темень.

— Никуленко, а вода? — крикнула ему вслед девушка, повернув в бачке сухой кран.

Где-то вдали чертыхнулся Никуленко. Через некоторое время он появился с ведром, над которым поднимался пар.

— Кипяток! — обрадовалась девушка. Она протянула над паром распухшие руки. — Вы чудесный, товарищ Никуленко! Вы просто волшебник!

— Не надо на меня тявкать, Лидочка, — сказал Никуленко. — Когда на меня не тявкают, я могу достать всё!

— Я не тявкаю, я даю вам распоряжения!

Лидочка снова стала строгой, и Никуленко исчез.

Погрузка продолжалась.

— Торопись! Торопись! — выкрикивал кто-то на платформе.

Раздался гудок отдохнувшего паровоза, и, оттолкнувшись колёсами, поезд покатил дальше. И уже на ходу в вагон взобрался Никуленко.

Размахивая руками, он продолжал кого-то доругивать:

— Расстрелять мало саботажников! По списку значится одно, получай другое. Мало расстрелять — вешать надо!

Испуганный Тимошка шевельнулся.

— Ой! — вскрикнула Лидочка. — Товарищ Никуленко, там кто-то есть! — И она посветила на нары.

— А ну слазь! — рявкнул Никуленко.

— Кто там? — спросила Лидочка.

— Да гимназист! Теперь в каждом поезде гимназисты. И все тикают на фронт!

Никуленко, наверное, вышвырнул бы Тимошку из вагона, если бы поезд остановился. Но поезд шёл без остановок. Да и куда на ночь глядя вышвырнешь мальчишку, который, видно, не от добра забрался в пустой вагон?

— Откуда ты здесь? — допрашивал Никуленко Тимофея.

— Подождите, товарищ Никуленко. Он сейчас мне всё расскажет.

Лидочка села рядом с Тимошкой и спросила, поглядев на его новый костюм:

— Твоя мама, наверное, плачет. Тебе её жалко?

Тимошка смотрел на Лидочку, удивляясь: «Кто плачет?»

Выслушав сбивчивый Тимошкин рассказ, Лидочка растерялась.

А Никуленко молчал. Он поверил Тимошке. Гимназист так не соврёт. А этот, наверное, хлебнул горя.

— Пусть остаётся, — решила Лидочка. — Вы согласны, товарищ Никуленко? Только смотри, без спросу ничего здесь не трогай, — сказала она Тимошке.

Лидочка похлопотала за Тимошку. Он остался в вагоне на полных правах и даже был зачислен на довольствие.

Комиссар поезда, заглядывая в вагон, справлялся:

— Как Тимофей?

Лидочка не жаловалась. Обряженный в солдатскую телогрейку, Тимошка ей помогал. На одной из станций Никуленко раздобыл матрасы. Они вместе с Тимошкой набили их промёрзшей соломой.

— Старайся, гимназист! Старайся! — хвалил Тимошку Никуленко и поручал ему тереть кирпичом вёдра, вязать веники.

Через несколько дней, уже поздно вечером, когда в вагоне был наведён полный порядок, Тимошка, устроившись на нарах, задумался и запел. Сначала тихо, потом громче.

— Пой, пой, — сказала Лидочка.

Осмелев, Тимошка спел про «Чайку», про «Разбитое сердце» и новую песню, которую он выучил в санитарном поезде:

Смело мы в бой пойдём
За власть Советов…

— Слухай, Тимохвей, — сказал Никуленко. — Вот кончим воевать, поедешь со мной домой. Я тебе срежу из лозы свистульку, якой ни у кого нету…

И вдруг Никуленко запел. Запел мягко, ласково:

Карии очи, очи дивочи…

— У вас есть слух! — удивилась Лидочка.

— Який слух? — рявкнул Никуленко и насупился.

— Вы не обижайтесь, — сказала Лидочка. — У меня, к сожалению, слуха нет никакого абсолютно.

* * *

Санитарный поезд задерживали на узловых станциях, перегоняли с одного пути на другой.

— Нема порядка! — терзался Никуленко.

— Наш поезд — особого назначения. Мы едем к фронту, — объясняла Лидочка.

— «Едем»! Слепой коняга шибче шлёпает!

Никуленко клял саботажников. И, наверное, был прав.

Наконец, будто вырвавшись из невидимых тенёт, поезд пошёл без остановок.

Фронт

Утром, выглянув в окошечко над нарами, Тимошка увидел, что поезд идёт по равнине, укрытой снегом, а из-за леса по дороге спешит обоз.

— Везут! — сказал за его спиной Никуленко. — Раненых везут.

— А где же фронт? — спросил Тимошка.

Никуленко не ответил. Зачерпнув ковшом ледяной воды, он стал умываться.

— Мойте, пожалуйста, руки с мылом, — сказала Лидочка и протянула Никуленко маленький липкий квадратик мыла.

Ворча, что мыло поганое, из собачьего жира, Никуленко нехотя выполнял Лидочкино указание.

— Мойте, мойте, — повторяла Лидочка. — Сегодня всё должно быть стерильным.

Лидочка надела поверх своего пальтишка белый халат, и Тимошка завязал ей сзади тесёмочки. В белом халате, в белой косынке Лидочка стала ещё более строгой.

— Никуленко! — сказала она. — В наш вагон должны поступить самые тяжёлые!

Поезд замедлил ход и, не дойдя до семафора, остановился.

Санитары с носилками поспешили к обозу, который серой лентой растянулся по дороге. Вместе с ними ушёл Никуленко.

— А ты, Тимоша, — сказала Лидочка, — ты будешь выполнять мои распоряжения.

* * *

Санитары внесли в вагон раненого. Голова у раненого была завязана холщовым полотенцем.