Тимур — сын Фрунзе

«Надо же, старшина группы — и отхватил три «рябчика»!» — невесело думал Тимур. И снова три шага туда, три обратно. В одиночестве спокойнее думается. И вчера, когда объявили взыскание, и сегодня, когда заступил в наряд, навязчиво возвращалась мысль: «Что, собственно, произошло и как самому оценивать свою выходку? Озорство? Нет. Желание показать Ахмету искусство верховой езды? Тем более нет: потомка джигитов этим не удивишь. Может, подсознательная имитация пролета на истребителе под проводами? Так это ж чистой воды мальчишество! А может, так оно и есть? Неспроста же Степан как-то намекнул, что я ребячество забыл оставить за воротами проходной авиагородка…»

«Курсант Фрунзе, как понимать ваш поступок?» — до сих пор звучал в его ушах суровый голос разгневанного старшины эскадрильи. Но на этот вопрос он толком так и не смог ответить ни ему, ни командиру отряда капитану Осмакову, ни комэску майору Коробко. А лейтенант Коршунов вообще-не спрашивал; он, вызванный вместе с нарушителем к командиру эскадрильи, стоял тут же и не мог уразуметь: в самом деле, как понимать такой нелепый поступок одного из самых способных курсантов его группы?

— Нелепый поступок? — жестко переспросил майор Коробко. — Нет, мягенько оцениваете случившееся. Это не поступок, а проступок. Если хотите — ЧП.

Только генералу Туржанскому, перед которым предстал в тот же день, рискнул объяснить: решил-де сымитировать пролет под проводами.

Попытался подробно восстановить в памяти свою вторую встречу с начальником школы.

…Порог генеральского кабинета переступил безрадостно и, чтобы как-то усмирить волнение, стал дотошно разглядывать обстановку, на которую почти не обратил внимания при первом посещении.

Кабинет просторен и в то яге время прост. От дверей к столу разостлана ковровая дорожка, которую строгий хозяин тут же обыграл:

— Нуте-ка, кавалерист, пожалуйте на ковер!

Туржанский сидел в кресле, чуть откинувшись на спинку; на краю стола возвышалась алая моделька истребителя И-16. Тимур отмерил три шага, представился.

— Вижу, вижу, что курсант Фрунзе. Значит, тем характеристикам мне по-прежнему не верить?

Тимура обдало жаром: «Вспомнил-таки!»

— Ну ладно, то было детство, школярство. А теперь курсант, более того, старшина группы и вдруг — виновник дезорганизации, срыва учебных полетов. Ну-ка, расскажите, как это вы умудрились учинить скачки на летном поле? — Голос генерала суров, в глазах недобрые искорки.

— Товарищ генерал, свою выходку считаю необдуманной и готов понести любое дополнительное наказание.

— Дополнительное? Что, уже объявили взыскание?

— Три наряда вне очереди.

— Гм… Слиберальничали во второй эскадрилье. За такой выверт арестовывают и на гауптвахту отправляют.

— Жду более строгого наказания.

— Ишь какой! Знаете небось, что за один-то проступок в армии дважды не наказывают.

Тимур покраснел еще больше:

— Нет, товарищ генерал, не знал.

— Но и три наряда — взыскание серьезное. А главное — не делают вам чести. Отбывайте их и заодно хорошенько подумайте: не ошиблись ли вы адресом?

— Каким адресом, товарищ генерал? — тихо спросил Тимур, чувствуя, что во рту пересохло.

— Возможно, вам в кавалерию следовало бы податься, а вы в авиацию ненароком завернули?

— Нет-нет, только в авиацию!.. Товарищ генерал, признаю: непростительно виновен… Но поступок с лошадью… Одним словом, это была прикидка, а точнее, имитация пролета под проводами.

— Ах, вот оно что — под проводами! — Опираясь о подлокотники кресла, генерал встал. — Скажите, почему вашу голову занимает подобная вздорная мысль?

— И совсем не вздорная, — решился возразить Тимур. — Чкалов же пролетел под мостом!

— Чкалов! — воскликнул генерал и вышел из-за стола. — Чкалов-то пролетел под Троицким мостом — это факт. Но он бы никогда этого не сделал, если бы знал, что взбаламутит таким вот, как вы, головы. — Подойдя почти вплотную к Тимуру, Туржанский, нахмурясь, спросил: — А известно ли вам, что он и под телеграфными проводами потом рискнул пролететь?

— Вот видите! — воодушевился Тимур.

— Рискнул. Но не пролетел. Была тяжелая авария, за что Чкалова тогда и уволили из рядов Красной Армии… Но Чкалов все же был Чкаловым. Самородок! — Туржанский размеренно прошелся по кабинету и вернулся к столу, глянул из-под все еще строго сведенных бровей на юного курсанта с разгоряченным лицом.

Тимур был подавлен сообщением об аварии Чкалова и мгновенно остыл. Туржанский снова шлепнул ладонью но краю стола — моделька самолета заколыхалась на пружинистой проволоке.

— Наряды отбывайте. Поделом. А насчет вашего старшинства в группе пусть решает начальство эскадрильи. Не знаю, сможете ли вы после такого своего коника… с конем требовать дисциплинированности со своих товарищей? — Тимур напряженно молчал. — И запомните, боевое мастерство летчика определяется не подныриванием под мост или провода. — Энергично махнул рукой в сторону открытого окна. — Там!

В синем небе освещенный солнцем «ястребок», натужно жужжа, выполнял боевой разворот.