Тимуровцы

Он первым обратил внимание на старые географические карты. Раньше они выглядели, словно только что нарисованные, но к каждому новому приходу тимуровцев на природных рельефах появлялись пятна. Словно пока их не было, старинные карты, собственноручно начертанные царевичем Федором ещё в шестнадцатом веке, расстилали на столе неведомые бичи и устраивали пиршество. Углы у карт всё больше обтрепывались, шкурки чучел животных тоже отчего-то протёрлись до залысин. Их вины в том точно не было, но как знать, может, к бабке наведываются тимуровцы седьмой школы и небрежно обращаются с редкостями? Угощали их теперь исключительно черствыми булками, а сама Аделаида Ефимовна, выглядела так, словно спала, не снимая темно-синего платьица с засалившимся воротником. Лишь глаза старухи светились всё тем же пронзительным синим блеском, который, если, конечно, не думать о Гретеле и Гензель, можно было принять за доброту, и голос её оставался по-прежнему ласковым… 

Отдел опеки задерживался. Наташка слопала две тарелки супа, нашла забытые в холодильнике печенюшки и две конфеты. Выпросила их с собой, но сгрызла на диване в гостиной под мультики. Только к 12 часам за ней приехали.

– Малыш, – перехватила девочку у порога Инга, – На самом деле никто не ест детей. Даже самые бедные родители не продают их старухам.

Женщины из опеки изумленно взглянули на Ингу и поспешили увести ребенка.

Альбинушка

Когда разобрались с Наташкой, Инга отправилась на работу. Пешком. Машину брать не стала. В их маленьком городке, странно иметь личный автомобиль, хотя все имеют, и Инга не исключение. Сибирь – не Европа с её стремлением экономить на всем, вплоть до расхода горячей воды. В Абакане, как и по всей России, ругать растущие цены на бензин и продолжать пользоваться автомобилем – своего рода традиция. После зарубежных поездок, понаблюдав за жизнью итальянцев и французов, поголовно бегающих по утрам в парках и ездящих по делам на велосипедах, Инга научилась оставлять личный автомобиль на стоянке. Заодно вспомнила, как приятно пройтись в погожую погоду по улицам, знакомым с детства. Посмотреть, как благоустраивается город, открываются новые магазинчики и рестораны…

На работе её поджидал вчерашний следователь. Инга нахмурилась. Мужчина расположился напротив танцевального зала, где обычно проходят занятия и, похоже, давно уже скучает.

– Добрый день. Не знал, что людям искусства можно приходить на работу, когда вздумается? – пошутил он.

– Если бы. Пришлось задержаться по семейным обстоятельствам.

– Вы не замужем, – напомнил следователь и смутился от собственных слов, что позабавило Ингу.

Несколько секунд она раздумывала, не поставить ли полицейского в ещё более неловкое положение. Поинтересоваться, например, не заигрывает ли он с подозреваемой в преступлениях. Но неожиданно для себя рассказала об утреннем визите соседской девочки. Вовремя заданными вопросами следователь вытянул из неё всё, вплоть до фантазий ребенка о старухах, поедающих детей. Проболтавшись, Инга почувствовала себя одураченной. Настроение испортилось.

– Извините, но времени разговаривать за жизнь нет, – спохватилась Инга.

– Побеседовать необходимо. В ваших интересах дать пояснения здесь, а не в кабинете у следователя. К тому же вы обещали предоставить видеозапись репетиции.

– Сделаю копию и занесу. Мне она тоже необходима. Для разбора с танцорами допущенных ошибок, я же объясняла.

– Мы поступим иначе. Запись я изымаю, а копию занесу чуть позже. Договорились?

Инга расстроилась. Тон следователя не располагал к возражениям. Да и не до ошибок теперь, когда двое ребят в больнице…

Инга молча протянула флешку с записью следователю. После его ухода отпустила и танцоров, которые ждали её всё утро:.

– Ребята, я не знаю, когда возобновятся репетиции. Выступления в ближайшее время не запланированы, так что давайте прервемся на недельку, но тренироваться всем обязательно ежедневно. Танцзал до обеда в нашем распоряжении.

Верочку, видеть которую совершенно не хотелось, тоже отправила домой. Когда все ушли, переоделась в трико и встала к станку.