Тина

– Прикуси язык. Ни слова больше, – «осадила» она молчавшую Инну. – Все-то у тебя с вывертами и со шпильками. Тебе уже пристало думать о Боге, а ты все воду мутишь, чертей в ней будоражишь. В нашем детдоме, таким как ты, говорили: «Закрой поддувало».

«А Инна здесь причем? Совсем осмелела Аня, – подумала Лена. – Видно отсутствие большой аудитории придает ей сил. Только не понимает она, что дурной, взбалмошный, непокорный характер у Инны от того, что она вечно собой недовольна. А тут еще в ней больно зудит трагедия несостоявшейся женщины. Давит на нее, как мрачные стены и низкий потолок холодного подвала. Не сумела она в себе укротить или хотя бы законсервировать эту боль. Но молчит, внутри переживает, не хочет, чтобы ее жалели… Да и пустое все это ее злословие. Так, гимнастика ума. К тому же не может она справиться со своей стихийностью. Слабая совсем стала. И в этом трагикомизм ее поведения. У каждого свои нелепости в характере. Надо знать Инну: не терпит она возражений. Не стоит всерьез воспринимать ее выпады. Это надо почувствовать сердцем, кишками. Тогда и простить можно. Я еще в детстве перебрала и испробовала всевозможные варианты, пока нашла к ней ключик».

Неожиданно Жанна сказала с неизмеримой грустью:

– Любила вот и была рядом. И нисколько не жалею.

И улыбнулась с какой-то застенчивой доверительностью:

– Кому радость ума, кому радость чувств.

– Писатель Григорий Бакланов говорил: «Женщины – это лучшее, что есть на земле. Если бы все мужчины это понимали», – сказала Аня.

– Хорошие и умные мужчины все наперечет, – усмехнулась Инна. – Думаешь, Бакланов брешь пробил в мужском сознании? Слабое нам утешение. Кто-то из великих сказал, что русская нация всегда была сильна женщинами. И это не комплемент нашим мужчинам.

У Лены комок подступил к горлу. Свое вспомнилось…

– Владимир Вишневской правильно написал: «В жизни любящий платит всегда», – вспомнила Жанна.

«Сказала, чтобы лишний раз изведать особую «прелесть» горькой сладости прошлого?» – каверзно подумала Инна. И вдруг вспомнила недавний вопрос Ани: «Куда бы ты, если бы могла, вернулась в свои последние годы, в старости? Может, в детство?» «Туда, где мне было легко и радостно, – ответила я ей. – Но такого времени в моей жизни не было. Если было легко, то не очень радостно, а если и радостно, то очень трудно. Наверное, и само во многом виновата… Как бы удачно ни сложилась карьера… женщина должна быть прежде всего счастлива в семье. Не знала я и надежного детского счастья: вселенской радости от любви «предков». Некуда мне возвращаться. Останусь там, где прошла большая часть моей жизни, там куда я больше всего вложила души и добра». А потом с усмешкой добавила: «Вот раздам последние долги и отправлюсь с отчетом к Всевышнему».

– На сегодняшней встрече у наших девчонок был один лишь главный вопрос: что такое любовь и как с ней бороться, – пошутила Аня.

– Любо-дорого смотреть на тебя такую,– улыбнулась Лена. Но подумала она об Инне.

Резкая боль в области висков на время отвлекла ее от беседы.

– …Помнится, одна твоя шутка стоила мне вывиха коленной чашечки, – засмеялась Аня.

– Да ну тебя, вспомнила! Той истории сто лет в обед и двести в ужин, – сердито засопела Инна. – Надо же было так случиться, что я…

«Ночные разговоры звучат как полусонный бред, – вяло скользнуло в голове Лены. – Что-то муторно мне, колики в груди и вообще…» И она снова впала в тяжелую дрему.

– …И за какие такие грехи твоего благоверного задвинули на Дальний Восток в почетную ссылку? Он у тебя бывший военный?

– Сам напросился. Окраины необходимо осваивать.

– Ого!

– …Не снизошла на тебя, городскую, сельская благодать. Ты только по касательной соприкасалась с селянами, – увела беседу на прежнюю стезю Инна. –

Я бы деру дала, убежала бы без оглядки, так, что за хвост не поймать.

- Провоцируешь?

Лена настороженно глянула в сторону Инны.

– Разве я сболтнула лишнее? – дернулась та.

– Отчасти ты права, – сказала Жанна. – Мне до конца так и не стали понятны мотивы их поведения. Почему они с тихим упорством цеплялись за… эту скудную жизнь? Может, это у них генетическое? Меня там постоянно жестоко мучил нестерпимый культурный голод, какая-то тяжелая безнадежность... Конечно, я была двужильной, но и изнурительная работа не спасала... Я тосковала. Отправляясь за мужем в деревню, я была далека от мысли, что это геройство будет стоить мне лучших лет жизни. Но если бы снова понадобилось…

Инна не захотела услышать ответ Жанны. Побоялась, что та озвучит что-то примитивно-пошлое или избыточно-пафосное, и прервала личную направленность рассказа Жанны:

– На Западе сельским хозяйством занимаются три процента населения, и мы к тому же идем.

– Ты уверена? – рассмеялась Жанна, словно сочла эту мысль нелепой.

– Вера есть, уверенности нет, – отшутилась Инна.

– Я бы первым делом сельское хозяйство стала развивать и весь мир кормить. Вещи мы не часто покупаем, а есть каждый день хочется, – заметила Аня.

– И еще военную промышленность, – подсказала Инна.