Тина и Тереза

Конрад глубоко вздохнул и понял, что находится на поверхности воды. Каким же образом удалось выплыть? Сохраняя почти полную неподвижность, он тем не менее не тонул. Постепенно сознание возвращалось. Конрад чувствовал — что-то помогает ему удерживаться на воде. Что-то или… кто-то? Да, кто-то больно вцепился ему в плечо. Конрад услышал тихий плеск воды и человеческое дыхание. Он зашевелил руками, пытаясь плыть.

— Хорошо! — запыхавшимся голосом произнес человек. — Попробуйте двигаться, я помогу вам! Только не разговаривайте и постарайтесь дышать ровнее.

Конрад послушался. Сознание того, что он не одинок, придало сил. Спаситель Конрада оказался отменным пловцом и, что самое главное, похоже, не утратил уверенности и самообладания. Они повели долгую борьбу с океанской бездной. Спаситель держался спокойно, как видно, пребывание в водной стихии было привычным для него, к тому же в отличие от Конрада ему посчастливилось раздобыть спасательный пояс.

Конрад плохо помнил, как они добрались до берега. Он был настолько измучен, что ему казалось — смерть наступит независимо от того, находится он на суше или в воде, хотя, по правде говоря, даже не верилось, что удалось наконец ступить на твердую землю.

Прошло часа три, а может, и больше. Конрад медленно открыл глаза. Веки казались налитыми свинцом, а что до тела — он не был уверен, что сумеет пошевелить хотя бы пальцем. С океана дул прохладный ветер, и Конрад, несколько часов пролежавший неподвижно, в мокрой одежде, буквально заледенел, особенно мерзли босые ноги. В тело впились острые камни, в волосы набился песок.

Конрад сделал усилие и сел, чувствуя, как ноет каждый сустав, каждая кость: боль и холод проникли, казалось, до самых мозгов, сдавили виски ледяными пальцами. Конрад тяжело вздохнул — грудь болела, точно легкие внутри изорвали острыми крючками, голова гудела, словно колокол… Он осторожно вытянул затекшие руки и почувствовал, как вместе с покалывающей миллионами игл, растекающейся по телу болью в нем возрождается жизнь. Да, все-таки, поборов две могучие стихии, он остался жив, благодаря судьбе, а еще в большей степени неизвестно откуда взявшемуся незнакомцу.

Конрад обвел глазами берег, ища своего спасителя и — увы, почти без всякой надежды! — Джоан и Мелиссу. Уже почти рассвело, но небо затянуло серой дымкой. Волны океана неспешно набегали друг на друга, а после с шумом, выплескивались на мелкий, серо-желтый песок. Вдоль берега тянулась песчаная насыпь, не позволявшая людям осмотреть горизонт и понять, где они находятся. Их, спасшихся, было немного, человек тридцать от силы, а то и меньше. Некоторые сбились кучками, кто сидел, кто лежал, бессильно уткнувшись в песок. У кромки воды виднелось несколько шлюпок, а в океане далеко от берега угрожающе темнел страшный остов «Миранды», ставший могилой для тех, кому не суждено было оказаться на этой земле.

Спустя четверть часа Конрад встал и, пошатываясь от слабости и головокружения, побрел по берегу. Кое-кто провожал его отрешенным взглядом; иные, не глядя, переговаривались о чем-то своем; какая-то женщина, очевидно потерявшая близких, рыдала, словно безумная, упав на песок; плакали дети; кто-то просил воды.

Конраду самому нестерпимо хотелось пить; соленая влага, которой он поневоле наглотался, а еще прежде дым и смрад пожара словно бы выжгли все внутренности. Но где здесь можно взять пресную воду? Впрочем, об этом стоило подумать потом.

Голова раскалывалась от боли, Конрад с трудом заставлял себя вглядываться в лица уцелевших пассажиров. Тщетно! Он сердцем чувствовал: Джоан среди них нет. А Мелисса? Круг за кругом обойдя берег, он бессильно опустился на песок неподалеку от того места, откуда начал путь.

Все кончено! Если только часть шлюпок не причалила где-нибудь в другом месте, Джоан погибла, а с нею и Мелисса. Мелисса, его сокровище, его ребенок!

Конрад тупо смотрел в пустоту и видел полное укоризны лицо Джоан и любопытный взгляд Мелиссы, ее светящиеся жизнью черные глаза, полураскрытые коралловые губки… Он мало уделял ей внимания, раздосадованный жизнью, погруженный в свои, казавшиеся такими важными, проблемы и переживания; пока эта крошка-девочка дышала, жила, ему было не до нее, а теперь… Все ушло! Он вспомнил, как однажды Джоан, доведенная до отчаяния его холодностью, в глубине которой скрывалась досада, бросила ему в лицо фразу о том, что была бы счастлива отомстить, дав ему почувствовать, что значит испытывать безысходность — до смерти желать чего-то и не иметь возможности получить, дать понять, что значит потерять всякую надежду добиться любви и взаимопонимания другого существа.