Тина и Тереза

Она собиралась попросить миссис Магнум присвоить ее имя двенадцати последним моделям, что вышли из-под ее рук, и попытаться добиться существенной прибавки к жалованью. Эта шляпка должна была стать венцом ее маленькой коллекции, но теперь Барни все испортил. Надо же, он никогда ничего не трогал и вдруг…

Она бросилась к мальчику и выхватила из его рук клочья изуродованной шляпки. Конечно, ничего невозможно исправить, он уничтожил ее труд. На полу валялись ножницы и обрывки страусовых перьев.

— Дрянь! Безмозглое создание! Что ты наделал?! Губы мальчика обиженно дрогнули. Он явно ждал, что Тереза обрадуется.

— Кораблик…— прошептал он.

— Кораблик?! Да ты взгляни — ты же все испортил!! — Она была вне себя от ярости. — Ты что, не понимаешь?!

Барни отшатнулся, но Тереза размахнулась и залепила ему пощечину, а потом принялась стегать сорванным с себя пояском. Ребенок заплакал, и она тоже — от отчаяния и злобы.

Барни не просил прощения, он только вскрикивал и закрывал руками искаженное от страха лицо. Его била дрожь. Тереза загнала мальчика в угол и с остервенением долго хлестала поясом.

Потом бросила пояс и села на диван, опустошенно глядя перед собой.

Она пыталась прийти в себя. Даллас, шляпка, а теперь Барни…

Барни! Когда-то она чуть не потеряла его, и тогда Терезе казалось, что он единственный близкий ей человек. Но выяснилось, что человека из него надо еще сделать, вырастить, а это было тяжело. Несколько лет подряд она не давала себе ни малейшей слабинки, пыталась максимально упорядочить свою жизнь, подчинив единой цели, и, когда случались такие досадные срывы, срывалась сама. Она вспоминала себя маленькой девочкой, Кленси, маму, отца, Тину и плакала, плакала…

Чьи-то руки робко обвили ее шею, и мягкие волосы коснулись щеки. Это Барни — избитый ею беспомощный ребенок искал у нее защиты от нее же самой.

— Барни! — Тереза порывисто схватила его и прижала к себе. Жгучее чувство стыда охватило ее. — Барни, милый! Я… я куплю тебе тот красивый корабль, только не плачь, не сердись, ладно?

Она приласкала ребенка, а потом сделала то, о чем Барни и не мечтал: взяла его к себе в постель, где он доверчиво прижался к ней. Барни не умел долго помнить обиду.

А Тереза раскаивалась, хотя в последнее время приучала себя к тому, чтобы не терзаться из-за поступков, какими бы они ни были, в том случае, если они направлены на достижение того благополучия, к которому она стремилась вот уже несколько лет. Тереза изживала свою совесть очень долго, но, как видно, изжила не до конца. Она говорила себе: «Я была бы очень хорошей и очень доброй, если бы люди вокруг не были столь плохи. Мне очень жаль, но я же не виновата в том, что, оставаясь бескорыстной и честной, ты рискуешь быть обманутой теми, кто ни в грош не ставит эти самые качества». Признаться, она довольно часто негодовала на то, что жизнь принудила ее испортиться. Успокоения ради она считала, что все самое лучшее хранит в некоем душевном тайнике — для тех редких хороших людей, что еще остались на свете, и для тех далеких времен, ради которых она жила, точнее, старалась выжить. Когда-нибудь они точно наступят — дай Бог, теперь уже скоро!

Тереза проснулась, как всегда, в точно назначенное время и, не позволив себе хотя бы чуть-чуть полежать, быстро откинула одеяло.

Терезе нравился прекрасный вид из окна. Утром она любила смотреть на раскинувшийся перед взором светлый горизонт, вечером — на неровно пылающее пламя заката, а ночью, если не спалось, — на льющийся с небес призрачный лунный свет. Окна были низкими, над ними нависал козырек крыши, но Терезу устраивал полумрак комнат, обставленных зеленовато-серой и коричневой мебелью. Здесь было тихо, уединенно, и ей иной раз казалось, что лучше места в Сиднее не найти.

Тереза собиралась на работу. Она надела темно-вишневое платье с плечиками и двумя рядами пуговок на узких рукавах, волосы заплела в косу с пышным концом. Как обычно, у нее не хватило времени хорошо позавтракать, и она быстро глотнула кофе и пару раз откусила от вчерашней черствой лепешки. Дома она готовила только по выходным, да и то не всегда; покупала что-нибудь, возвращаясь с работы (какие-то овощи, пакетик жареных каштанов или картошки, хлеб), да одна из добросердечных соседок брала для нее молоко и оставляла на пороге квартиры.

Барни крутился рядом. Он был непривычно возбужден и уже напомнил ей об обещанной яхте.

— Куплю, сказала же! — отмахнулась Тереза. Она подумала, что надо бы сесть рядом с ним, поговорить хотя бы минутку, приласкать, но времени уже не оставалось, и женщина устремилась к выходу.

— Смотри, поешь! — бросила она сыну и захлопнула дверь.

«Ладно, черт с ним, куплю Барни эту яхту!» — решила Тереза. В конце концов, у бедного мальчика так мало радостей в жизни. Он остается один на целый день, по соседству детей нет, сама она редко занимается с ним. Иной раз Тереза брала его к Айрин поиграть с Кристианом и Делайлой — этот день превращался для Барни в настоящий праздник.