Тина и Тереза

Все присутствующие были растроганы этой сценой — даже сестра Беатрис, казалось, смягчилась. Мелисса, удивленная, испуганная, по-прежнему молчала. Ее отец? Она почему-то боялась этого человека и не хотела никуда ехать. Она не верила в счастливые перемены, может быть потому, что в ее жизни их еще не было. Ни одной. Девочка плохо подчинялась приказам старших и отвечала дерзостью на дерзость сверстников. Зачастую ее действия носили неосознанный характер — она поступала так или иначе потому, что по-другому поступать не могла. Сестра Констанция случайно оставила на столе свое кольцо, и Мелисса взяла его, потому что оно ей понравилось, потому что ее просто потянуло это сделать: она не думала о последствиях. Она никого никогда не любила — ни себя, ни других, и ее никто не любил. Монахини относились к ней как к существу второго сорта из-за ее оливковой кожи и слишком черных волос, и это отношение передалось детям. Им жилось нелегко, и свою боль они вымещали на Мелиссе. Со временем девочка поняла две вещи: она не похожа на остальных и должна уметь от них защищаться. Она плохо училась, была невнимательна, зачастую не могла ответить на простейший вопрос, и почти на каждом уроке ее били хлыстом по рукам. Монахини считали Мелиссу безнадежно-тупой — девочка всегда сидела за самой последней партой и к восьми годам едва умела читать.

Мелисса не знала, что такое отец и мать, как не понимала, что значит любить кого-нибудь. Она не научилась ни быть благодарной, ни сострадать, умела только защищаться и находилась в постоянной готовности отражать нападение. Оружием служил и язык, и кулаки. Она умела лгать, глядя в глаза собеседнику, знала бранные слова и могла драться исступленно, до крови.

Случалось, в приют приезжали люди и забирали приглянувшегося ребенка: в таких случаях девочки из кожи вон лезли, чтобы понравиться. Мелисса в этом участия не принимала — она смутно догадывалась, что ее все равно никто не захочет взять, а если возьмет, то вскоре вернет обратно. У девочки не было игрушек и вещей, принадлежавших лично ей. Однажды на Рождество в приют привезли подарки, и дети, зная от монахинь о том, что каждый получит что-нибудь, восхищенно перешептывались между собой. Подарки достались всем, всем, кроме Мелиссы. Почему — никто не знал, никто этого не заметил, и никто не подумал поделиться с нею. Она весь вечер скрывала обиду, держалась в стороне от общего веселья, а ночью отчаянно и громко разрыдалась, переполошив всех. И ее опять наказали.

Девочку часто запирали в холодной темной комнате, потому по ночам ее, случалось, мучили кошмары. Наказанных кормили намного хуже, чем остальных, и Мелисса постоянно недоедала.

Она была несчастнейшим ребенком, который не имел ничего, а между тем одному ее дедушке принадлежала богатейшая судовладельческая компания Америки, другому — немалая часть австралийского капитала, ее отец имел солидный счет в банке, собственный дом, экипаж и прислугу.

Мелисса молчала. Она не знала, что сказать этому человеку. Был ли он добрым или злым? Он казался ей чужим, как и все остальные люди.

Когда Конрад привез ее к себе домой и служанка Дилис подала обед, девочка сначала не смела притронуться к еде, а после, не выдержав, набросилась на то, что было в тарелке, и ела быстро, жадно, много, руками хватая куски.

Потом ее вымыли и уложили спать. Тина стояла на пороге. Она, по просьбе Конрада, поехала с ними и до сих пор оставалась здесь.

— Мне пора домой, — сказала она, — уже поздно.

— Да, — отвечал Конрад, — поезжай, Тина. Я дам тебе свой экипаж. Спасибо за все!

— Я рада, что смогла помочь.

Конрад как-то странно смотрел на женщину — казалось, он не хотел расставаться с нею.

— Тина! У тебя завтра есть свободное время?

— Да, а что?

— Съезди со мной за одеждой и игрушками для Мелиссы. Я мало что в этом понимаю — ты мне поможешь.

«Попроси свою подругу», — хотела сказать Тина, но ответила:

— Хорошо, Конрад.

— Я заеду за тобой.

Он проводил ее до экипажа и вернулся в дом. Он был ошеломлен и одновременно несказанно обрадован. Его дочь жива, она нашлась и будет жить вместе с ним! Он избавит ее от тьмы невежества и страха, и она будет счастлива!

ГЛАВА VI

Минуло три месяца, и за это время многое изменилось.

Поначалу Конраду было трудно найти с дочерью общий язык: она дичилась и не желала вступать ни в какие разговоры, а он, в свою очередь, не имея опыта общения с детьми, не знал способа подобрать к ней ключик.

Девочка боялась всего — не смела даже прикоснуться к подаренным куклам. И все направленное на нее внимание, желание общаться, даже ласку воспринимала как зло.

Однажды дико разрыдалась ночью, и Конрад, вскочив с постели, примчался к ней. Схватил на руки, пытался успокоить, гладил по голове, утешал, как мог. Потом тихо сказал: