Тинтин и тайна литературы

К 1970-м годам Эрже сам себе перелицевал, сделался левым либералом. В беседе с Садулем он заметил: «Миром правит экономика: наш образ жизни предопределен промышленными и финансовыми силами. Разумеется, эти люди не наряжаются в рясы с капюшонами, отправляясь на совещания в свой штаб, но плоды их деятельности – те же самые, что и у клики в капюшонах. Их высшая цель – производство. Производить все больше и больше продукции каждую минуту. Производить, даже если ради этого придется отравить реки, море, небо; даже если придется убить растения, леса, животных. Производить товары и промывать нам мозги, заставляя нас потреблять все больше и больше: все больше автомобилей, дезодорантов, зрелищ, секса, турпоездок…» Садуль спрашивает: «А Тинтин тоже против общества потребления?» «Естественно, он категорически против! – восклицает Эрже. – Тинтин всегда был на стороне угнетенных». Нет оснований сомневаться в искренности этих новообретенных убеждений, хотя, надо признать, в медийно-художественных кругах 1970-х они были самыми удобными в политическом плане, точно так же, как во время войны коллаборационизм был самым удобным выходом. И все же сохраняется любопытный парадокс: несмотря на свою политическую эволюцию, Эрже описывает все тех же злодеев. Для его левацкого мировоззрения и для его правых взглядов господа в рясах с капюшонами, тайные клики из «Сигар фараона» – одинаково эффективная «боксерская груша». Столько всего стерто и нарисовано заново, а сюжетные ходы снова повторяются.

ii

Эрже никогда не отрицал, что переметнулся от правых к левым, но в разговорах «исправлял» свою биографию, старался создать впечатление, будто вообще отошел от политики и предпочел идеологию дружбы. Олицетворяет эту идеологию – как в цикле о Тинтине, так и за его пределами – китаец Чань. В 1933 году, когда завершалась публикация «Сигар фараона» в Le Petit Vingti`eme

, Эрже объявил, что теперь Тинтина ждут приключения на Дальнем Востоке. Вскоре художник получил письмо от некоего аббата Госсе, который опекал китайских студентов в Лувенском католическом университете. «Если вы опрометчиво нарисуете китайца с косичкой, – писал Госсе, – или заставите его поедать ласточкины гнезда и восклицать “Хи! Хи! Хи!”, вы раните моих студентов в самое сердце. Они читают Vingti`eme Si`ecle и обожают

Le Petit Vingti`eme!» Чтобы не допустить появления стереотипов в новой книге (кстати, в «Тинтине в Стране Советов» Эрже уже сплоховал, изобразив китайцев с волосами, заплетенными в косички), Госсе вызвался «одолжить» Эрже «консультанта» – одного из своих студентов. Эрже принял предложение и в мае 1934 года, в возрасте 27 лет, познакомился с 26-летним студентом по имени Чань Чунь Жэнь. Они встречались много раз.

В плане художественной формы Чань – кстати, он и сам был художником – оказал на творчество Эрже просто колоссальное влияние. Он давал ему уроки китайской каллиграфии, и стиль Эрже-графика стал глубже и изящнее. Он досконально описывал цветовую гамму и пейзажи своего родного Шанхая, вплоть до вывесок и рекламных щитов на улицах. Поэтому «Голубой лотос» – самый богатый в визуальном плане том цикла о Тинтине. Но это еще не все: рекомендации Чаня привили Эрже любовь к достоверности, и отныне он старался, чтобы антураж и костюмы соответствовали реальным.

Чань оказал огромное воздействие и на мировоззрение Эрже. Подорвал его европейский абсолютизм, заставил взглянуть на мир в глобальном, релятивистском ракурсе. Если для европейцев китайцы – бессердечные детоубийцы, насильно бинтующие ступни женщинам, а китайцы растут в убеждении: «Все белые дьяволы – развратники», то причина лишь в том (объясняет Тинтин в «Голубом лотосе», перенося в книгу беседы Эрже с Чанем), что «разные народы слишком мало знают друг о друге». На протяжении нескольких месяцев Чань и Эрже встречались еженедельно, по воскресеньям. За это время они сдружились, и когда книга сложилась, Эрже отдал Чаню высочайшую дань уважения – сделал его одним из главных героев, первым настоящим другом Тинтина.