Читаем Тинтин и тайна литературы полностью

Но все же оба жертвоприношения – Хэддока и Дюпона с Дюпонном – прерываются (как и следовало ожидать). Во втором случае жертвоприношению помешала гигантская карнавальная платформа, на которой восседает король в золотой короне, а во рту у короля устроились вооруженные партизаны (как-никак дело происходит в разгар революции). В первом случае Хэддока спасла мини-революция самого солнца, которое на время скрывается, а затем возвращается. То солнце, то король (или Король-Солнце) откладывают исполнение смертного приговора – то есть дают героям время. И время стремительно возвращается: полдень, два часа пополудни и так далее. В «Тинтине и пикаросах» Дюпона и Дюпонна уже привязали к столбам, чтобы расстрелять. Но помощь подоспела вовремя. Капитан говорит одному из сыщиков: «Il 'etait moins cinq, n’est-ce pas?» Этот фразеологизм в данном случае нужно перевести: «Спасен в последний момент, а?» Если же перевести дословно, получится: «Было без пяти минут, а?» Сыщик понимает фразу буквально и отвечает: «Je ne sais pas: ma montre est arr^et'ee» (фр. «не знаю, мои часы стоят»). В «Храме Солнца» Хэддока спасает сообщение швейцарских ученых (прогноз солнечного затмения). Между прочим, швейцарцы – нация часовщиков, людей, измеряющих время. И Дюпон с Дюпонном, и Хэддок спасены вовремя, временем, во имя времени.

Но в обоих случаях спасение не становится триумфом. Король, который приходит на выручку сыщикам, – фальшивый: безвкусный карнавальный манекен, который презрительно и тупо хохочет, возвышаясь над ними, даже не удостаивая их взглядом. При спасении Хэддока вновь срабатывает его фамильное проклятие: солнце прячется, отказывается показаться, заключить Хэддока в свои объятия. Как только Хэддок был отвергнут («спасен»), его опора (дрова, из которых сложен погребальный костер) рушится, и он падает, как последний дурак. Его отпускают обратно, в отравленное время, в «ненастоящесть».

ii

Выражение «искать полдень в два часа пополудни» восходит к Бодлеру[27]. А точнее, к написанному им в 1869 году рассказу «Фальшивая монета» (La Fausse Monnaie). Деррида поставил этот рассказ в центр своей вышеупомянутой книги.

Сюжет таков: повествователь и его друг выходят из табачной лавки и кладут в карманы полученную сдачу. Встречный нищий протягивает им шапку. Оба кладут в шапку монеты, но друг дает больше, чем повествователь, – а именно одну монету большого достоинства. Повествователь говорит другу: «Вы правы: после радости удивляться нет большей радости, чем самому вызывать удивление»[28]. Тот отвечает: «Это была фальшивая монета». Мозг повествователя, «постоянно занятый» поисками полудня в два часа пополудни («какой изнурительной склонностью одарила меня природа!»), углубляется в размышления: предполагает, что поступок его друга был продиктован желанием «создать некое событие в жизни этого бедняги» и гадает, каковы будут последствия: может быть, фальшивые деньги превратятся в руках нищего в настоящие, приумножатся, даже сделают его богачом? Или, наоборот, доведут нищего до тюрьмы? Фантазия повествователя заходит все дальше, «наделяя крыльями душу друга», пока тот не развеивает его домыслы, обронив фразу: «Да, вы правы: нет более приятного удовольствия, чем изумить человека, давая ему больше, чем он рассчитывал». Услышав это, повествователь осознает, что его друг просто вздумал «разом проявить милосердие и совершить выгодную сделку; сэкономить сорок су и завоевать сердце Бога; попасть в рай без особых издержек; и, наконец, бесплатно получить титул “благодетеля”». Какое свинство, заключает повествователь. Он был бы готов простить злодейство, но «творить зло по глупости» – «самый непростительный порок».

Как и следовало ожидать, Деррида находит в этой истории множество разных аспектов: тень правосудия, риторику дарения и кредитования («природа одарила», фантазия «наделила крыльями»), которая окружает главное событие – вручение дурного дара, который одновременно является элементом более крупной сделки купли-продажи («попадания в рай без особых издержек») и т. п. Но вот самый интересный момент. Деррида хватается за тот факт, что история начинается в момент, когда друзья выходят из табачной лавки. Он пространно рассказывает об истории табака: о запрете, введенном Людовиком XIII, о роли табака в архаических ритуалах, о связях табака с понятиями «дар» и «жертвоприношение» и т. д. В экономическом плане, отмечает Деррида, табак – символ издержек, которые абсолютно не окупаются: этот товар из разряда «предметов роскоши», он сгорает, оставляя после себя лишь дым. Точнее, кое-что остается – а именно пепел, символически ассоциируемый с памятью, смертью и наследством. Отправная точка для рассказа Бодлера – мелочь, оставшаяся у друзей в карманах после того, как оба приобрели шикарный товар. Иначе говоря, рассказ «получен на сдачу» с денег, выброшенных на ветер ради роскоши. Как и сама фальшивая монета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное