Тёмная половина

Весь мир вокруг дома был заполнен птицами. Лоджия была просто забита воробьями, уклон к озеру почернел от них, а небо над озером было покрыто тучами птиц, летящих с запада к дому Бомонтов.

— О, мой Бог, — только и произнесла Лиз.

Алан схватил ее за руку.

— Будь потише. Не дай ему услышать тебя.

— Но что…

Шериф повел ее вниз по лестнице, по-прежнему крепко держа за руку. Когда они оказались в кухне, Алан рассказал Лиз остальную часть переданной ему сегодня утром информации от доктора Притчарда. Тот разговор сейчас казался ему столь давним, словно тысячу лет назад.

— Что же это означает? — прошептала Лиз. Ее бледное лицо стало серым. — Алан, я так боюсь.

Он взял ее за руки, будучи уверенным, что если он сам не менее сильно испуган, этот жест все же должен успокаивающе действовать на абсолютное большинство женщин.

— Я не знаю, — сказал шериф, — но уверен, что воробьи здесь, потому что либо Тад, либо Старк призвали их. Я почти уверен, что это Тад. Потому что он должен был их видеть, когда приехал. Он их видел, но не упомянул об этом.

— Алан, он уже не прежний Тад.

— Я знаю.

— Часть его любит Старка. Часть его любит Старка… его темная часть.

— Я знаю.

Они подошли к окну холла около телефонного столика и выглянули наружу. Подъездная дорожка была усеяна воробьями, и все деревья, и та тропинка, которая окружала сарай, где по-прежнему лежал револьвер. «Фольксваген» Роули попросту исчез под живым ковром из воробьев.

Но на «Торнадо» Джорджа Старка воробьев совсем не было видно. И даже на ближайшей к машине части дорожки их тоже не было. Словно кто-то провел круглую границу запретной зоны, которая защищала это место от вторжения птиц.

Птица ударилась о стекло с мягким и глухим стуком. Лиз издала легкий крик. Другие воробьи неустанно прибывали и прибывали — огромная их волна словно захлестнула холм — и их число все увеличивалось.

— Даже если они пришли на помощь к Таду, — сказала Лиз, — он не сможет их применить против Старка. Часть Тада безумна, Алан. Она всегда была безумной. Он… он любит ее.

Алан ничего не сказал, но он это тоже понимал. Он это чувствовал.

— Все это подобно кошмарному сну, — сказала Лиз. — Я бы желала проснуться. Я бы желала проснуться и увидеть, что все идет, как и прежде, давно. Не так, как это было перед появлением Клоусона, а так, как это было до Старка.

Алан кивнул.

Она взглянула на него.

— Так что мы должны сейчас делать?

— Мы будем заниматься тяжелым делом, — ответил Пэнборн. — Мы будем ждать.

Вечер, казалось, неотвратимо наступал, последние солнечные лучи еле мерцали на небе, солнце скрылось за горами на западной стороне озера, а сами эти горы словно расступились, чтобы обеспечить проезд президентскому кортежу в избирательный округ Нью-Гемпшира.

Оттуда прилетали последние отряды воробьев, спешивших присоединиться к огромной армии своих пернатых собратьев. Алан и Лиз могли почувствовать их огромное скопление на крыше дома, но все птицы молчали. Они тоже ждали.

Когда Лиз и Алан двинулись по комнате, их головы непроизвольно повернулись кверху, словно радары в поисках какого-то сигнала. Они прислушивались к шуму из кабинета, но за его экстравагантной стеклянной дверью не слышалось ни единого шороха. Лиз даже не смогла услышать гугуканье близнецов, при помощи которого они общались друг с другом. Она надеялась, что малыши спят, но ей никак не удавалось заглушить внутренний голос, который настаивал, что Старк уже убил их обоих, а заодно и Тада.

Тихо.

Бритвой, с которой он не расставался.

Она сказала себе, что если бы что-то в этом роде произошло, воробьи бы уже знали об этом, они бы что-то сделали — и эта мысль помогла ей, но ненадолго. Воробьи были слишком великим неизвестным, окружившим их дом. Бог знает, то они будут здесь делать… или когда.

Сумерки медленно переходили в ночной мрак, когда Алан хрипло произнес:

— Они ведь поменяются местами, если это продлится достаточно долго? Тад начнет слабеть, а Старк начнет регенерировать.

Она была так потрясена, что почти выронила чашку кофе из рук.

— Да. Думаю, что так.

На озере прокричал лунь — единственный скорбный и резкий звук. Алан подумал о тех наверху, двух комплектах близнецов, один из которых пока отдыхает, а другой занят страшной схваткой в слившемся воедино их воображении.

Снаружи птицы наблюдали и ожидали наступления ночной темноты.

«Те качели уже начали раскачиваться, — подумал шериф. — Конец Тада поднимается, а конец Старка опускается. Там наверху за дверью, делящей вход на две половинки, началась эта перемена».

«Это почти все, — думала Лиз. — Так или иначе».

И словно ее мысль должна была что-то вызвать к действию, Лиз вдруг услышала, как задул ветер — странный, вихревой ветер. Только почему-то поверхность озера оставалась столь же тихой и гладкой, как у кухонного блюда. Она выглянула за стеклянную стену гостиной. «Алан», — попыталась произнести Лиз, и голос не послушался ее. Но дело было и не в этом.

Наверху раздался странный и непонятный свистящий звук, словно нота, извлеченная из сломанной флейты. Старк вдруг закричал резко и страшно: