— Фил, ты гений! Ты монстр! Я тебя обожаю! — воскликнула Лидия и наградила обожаемого гениального монстра горячим поцелуем.
Её душа пела. Безбашенная авантюристка, любительница всевозможных розыгрышей, она полушутя-полусерьёзно говорила, что, наверное, у какой-то её пра-пра-пра-(и-так-далее) — бабушки был роман с неким языческим духом, лешим или банником, которые, как известно, по натуре незлы, но озорники страшные — вот почему у неё постоянно бурлит кровь и тянет на разные шалости. У Фила же имелся редкостный дар устраивать дым коромыслом — не подвергая при этом её драгоценную персону никакой опасности. Он рисковал — ей оставалось только визжать от восторга и хлопать в ладоши.
И за один этот бесценный талант — не говоря уж о прочих его достоинствах — она готова была простить ему тёмную сторону его жизни, где были и грязь, и кровь, и, главное, посторонние девки.
— … Ну, короче, соловей сдох… — Оба прыснули со смеху при этих словах. Лидия расплескала кофе.
— Там так и написано — «соловей сдох»? — с невинным видом переспросил Фил, и она, едва успокоившись, снова скисла от смеха.
Они сидели за столиком в кафе, и в разговоре Лидия случайно упомянула сказку Оскара Уайлда «Роза и соловей», которую Фил, как выяснилось, не читал. Она принялась пересказывать её, увлёкшись, цитировала по памяти понравившиеся пассажи, сбиваясь иногда на язык оригинала — и неожиданно для себя выдала словечко, совершенно не сообразующееся с нежным трагизмом изысканной новеллы.
— Значит, соловей сдох, — подлил масла в огонь Фил.
— Ну прекрати-и! — простонала Лидия.
— Как у Юкио Мисимы: «тут принц вдруг бухнулся оземь и издох».
Склонившись от неудержимого смеха над столиком, она слышала, как Фил сказал кому-то: «У барышни истерика, просила не беспокоить». А через секунду пластиковый стол полетел в сторону от мощного пинка. Лидия подскочила, как ужаленная, и увидела перед собой Костика.
«Какого хрена он тут делает?» — подумала она.
В появлении «друга любезного» в этом кафе, разумеется, не было ничего сверхъестественного. За свою жизнь она не раз убеждалась, что «мир тесен», как гласит поговорка. А некоторым людям так и вовсе становится тесно на одной земле…
Отставленный кавалер был изрядно пьян и настроен немирно.
— Слышь, ты, чмо, — рявкнул он Филу, — ну-ка дёргай отсюда, пока при памяти, а с этой сукой у меня серьёзный базар будет.
Фил не спеша распрямился во весь рост, и Костик, хотя и был на взводе, а позади переминались и грозно похрустывали костяшками двое его корешей, невольно отшагнул назад. Вероятный противник совсем не был похож на хлипкого нефора, задница которого создана для пинков. Он больше напоминал ходячую проблему.
— Урод, — внятно сказал Фил, — У тебя пять секунд, чтобы свалить отсюда, и вон тех двух пидоров забери с собой.
Свою краткую речь Фил закончил оплеухой, от которой голова Костика мотнулась как пришитая.
Костик побагровел и… отскочил назад.
— Да ты чо, лошара, попутался?!. — заревел он и выхватил из-за спины пистолет.
Лидия нервно хихикнула. Всё-таки её незамысловатый Костик был соткан из противоречий, точно какой-нибудь вшивый интеллигент. Не проведя за решёткой ни дня, он сыпал тюремными словечками чаще, чем пукал, а пукал он частенько. В начале девяностых, в золотую эру «бригад», он ещё пребывал в том нежном возрасте, когда непроверенным радостям онанизма предпочитают надёжную сладость чупа-чупса, однако теперь изображал из себя чисто конкретного братка. Для полноты образа он всюду таскал с собой пневматический пистолет, который гордо называл «волына». И при всём при этом он любил порассуждать про «беспредел девяностых» (о котором понятия не имел), от которого все россиянцы теперь счастливо избавлены благодаря обожаемому президенту (которого он крыл трёхэтажным матом каждый раз, когда бывал оштрафован за нерасторопную езду).
…Лидия несколько раз наблюдала Фила
— Любимая, шашлыки отменяются. Здесь скоро будут менты. Уходим., - обернулся Фил к Лидии.
— Ага, сейчас. — Она подбежала к «другу любезному» и со всей дури пнула его по толстой заднице.
— Ублюдок! — завизжала она и добавила пару раз по рёбрам. Его приятель попытался привстать и получил от разгневанной фурии футбольный удар по зубам.
— Вот теперь порядок, — сказала Лидия.