Тёмное крыло

Под его лапой хрустнул прутик; корнеед обернулся и увидел его. Они взглянули друг другу в глаза. Сначала приземистое тело корнееда не выказало ни следа тревоги. Встреча в лесу с фелидами была обычным делом, и все звери, встречаясь друг с другом, вели себя мирно. Но на сей раз корнеед, видимо, почувствовал в Хищнозубе нечто иное, чем простое безразличие.

Хищнозуб увидел, как он напрягся, готовый к бегству.

«Нет!» — взвизгнуло существо.

Хищнозуб бросился вперёд, а затем прыгнул. Это была отвратительная схватка.

Корнеед, сокрушённый всей его силой, царапаясь и кусаясь, дважды выкручивался из челюстей Хищнозуба и пытался уползти прочь на своих израненных лапах. Но каждый раз Хищнозуб опять хватал его, сильнее сжимая его горло. Убийство потребовало намного больше времени, чем ожидал Хищнозуб. Это дело было шумным, воняло потом и грязью. Когда тело пожирателя корешков, наконец, обмякло, Хищнозуб забеспокоился: их шум наверняка услышали. Тяжело дыша, он уволок тушу в густые заросли кустов чая. Его дыхание стало беспорядочным и прерывистым. Он на мгновение прислушался, но ничего не услышал рядом с собой. А потом он уже просто не мог ждать ни секунды. Кровь толчками бежала по его жилам, и он почти изнывал от желания. Он перевернул корнееда мордой вниз, чтобы больше не приходилось смотреть в его мёртвые глаза, и разорвал мягкую плоть его брюха. Он знал, что ему нужно кормиться побыстрее, потому что сильный пьянящий запах из кишок растёкся бы по лесу со скоростью бриза.

Он ел, словно изголодавшееся за много дней существо, не замечая ничего вокруг.

Когда он поднял голову, чтобы отдышаться, оказалось, что с другой стороны кустарников, не дальше, чем с пяти футов, за ним наблюдала Пантера.

— Что же ты наделал? — прошептала она.

Её нос дрожал от запаха; усы подёргивались от волнения, а уши стояли торчком. Её удивление заставило его осознать, как он мог выглядеть со стороны: кровавое месиво вместо морды и лохмотья плоти, застрявшие у него между зубами.

— Нам предназначено делать это, — спокойно сказал он. — Попробуй кусочек.

Она сделала шаг назад.

— Пантера, — произнёс он, уязвлённый страхом и отвращением, светящимися в её глазах. — Это уклад будущего. Так мы будем править.

Она развернулась и побежала прочь.

ГЛАВА 7. Уклад будущего

Сумрак проснулся рано; его мускулы так сильно болели, что он спрашивал себя, так ли сильно ему хочется летать. Когда он сделал вдох, его грудь отозвалась пульсирующим жаром, а плечи содрогнулись от боли. Попытка сложить паруса заставила его вздрогнуть. Он лежал очень тихо, слушая, как запевает утренний птичий хор: первые одиночные крики разносятся по лесу, а затем множатся, словно повторяемые эхом. Обычно их музыка наполняла Сумрака восхищением и чувством благоденствия; он любил представлять себе, что птицы своим пением творили для него день, волшебным образом вызывая солнце. Но в это утро он ощущал тяжесть волнения.

Он должен быть счастлив. Вчера они с Сильфидой вернулись к дереву задолго до остальных, присоединились к остальному молодняку, а их отсутствие оказалось совершенно не замеченным измученной Брубой. Они пережили приключение и избежали наказания. А когда настал вечер, поисковые партии одна за другой вернулись на поляну, и все они принесли одинаковые новости. Не было замечено ни единого признака присутствия ящеров или их гнёзд. На секвойе царило радостное настроение. Сумрак ощутил облегчение, зная, что остров был безопасен, и удовольствие от того, что его отец доказал, что Нова была неправа.

Но всё это казалось ему неважным.

Он умел летать.

Он закрыл глаза и вспомнил волнующие ощущения. Хотя в данный момент он ощущал себя, словно камень, пытающийся плавать. Стоит ли рассказывать родителям, что он умеет летать? Станет ли он скрывать это всю оставшуюся жизнь? Он взглянул на своих мать и отца, глаза которых ещё были закрыты, и спросил себя, что же скажут на это они.

— Идём, — сказал Сильфида, заворочавшись рядом с ним. — Я хочу есть.

Он с трудом последовал за сестрой. Прыгнув в воздух, он должен был удерживать себя от желания махать парусами. Он слегка застонал от боли, когда раскрыл паруса, туго натянул их и начал охотиться. Его пустой живот ныл, но он чувствовал себя вялым.

— С тобой всё в порядке? — спросила Сильфида, когда их пути в воздухе пересеклись.

— Просто болит, — пробормотал он.

Когда взошло солнце, на поляне стало заметно теснее. Охотничьи успехи Сумрака были скромными. Какое-то чувство тлело в самых дальних закоулках его души, и он понял, что это был гнев. Каждый мускул в его плечах и предплечьях желал махать, и всё же он отвергал самого себя. Если он умел летать, то почему он не летал? Почему он должен так сильно бояться быть таким, какой он есть?

— Ты ведь не собираешься сделать что-нибудь глупое, верно? — с участием спросила Сильфида, планируя рядом с ним.

Он накренился и свернул в сторону, кипя от злости.

Попробовав поймать бабочку-огнёвку, он промахнулся.

— Что, не слишком везёт на охоте, бесшёрстный?

Это был Кливер, который планировал прямо над ним.