Тёмное крыло

— Когда же до тебя, наконец, дойдёт, что Папа не идеален? — спросила Сильфида. — Иногда он бывает неправ, Сумрак, и он слишком горд собою, чтобы признать это. Он был неправ, когда выходил из Договора, и был неправ, когда наказывал тебя вместо птиц!

— Нет…

— На твоём месте, — с жаром сказала сестра, — я бы не прекращала летать. Это делает тебя таким же ужасным трусом, как Папа.

А затем она одним прыжком покинула его.

Самое главное — чтобы добыча вообще ничего не подозревала.

Хищнозуб удивил многих наземных жителей, нападая на них прежде, чем они могли броситься наутёк. Но даже единственного убийства — звуков бешеной борьбы и запаха смерти, разливающегося во влажном воздухе — было достаточно, чтобы сделать осторожными всех животных в округе. И с каждым днём охота становилась всё сложнее, потому что новости о Хищнозубе и его клане мясоедов опережали их движение по лесу.

Тихо крадучись по тенистому подлеску, Хищнозуб ощущал теперь, что все становятся осторожнее и ведут себя тише и тише. Наземные звери прятались. На деревьях звери поднимались выше, прячась среди листвы.

Хищнозуб, всю жизнь до этого питавшийся растениями и насекомыми, признал, что охота — это сложное занятие. Иногда, чтобы поймать добычу, он затрачивал целое утро или вечер. Звери, которых они раньше легко могли убить, теперь начинали сопротивляться изо всех сил. Они царапались, кусались и зачастую вырывались. Хищнозуба воодушевлял такой вызов, но его волновало то, что самые слабые из его охотников могли покинуть его, по глупости полагая, что они могли вернуться к Патриофелису и к своей прежней жизни. Некоторые члены его клана, вроде Миациды, были охотниками от природы, коварными и хитрыми, когда преследовали свою добычу, и неутомимыми, когда нападали на неё. Но некоторым пока ещё так и не удалось никого поймать, и они питались лишь остатками чужой добычи. Хищнозуб смотрел и отмечал для себя слабых и сильных.

Вчера охота была особенно плохой.

Они вернулись к своей прежней пище, чтобы набить себе брюхо. Но всякий раз, когда Хищнозуб поедал личинку или корень, он очень этого стыдился. Ему хотелось мяса. Они должны охотиться лучше, особенно сейчас, когда звери становились всё более и более бдительными.

Хищнозуб запрыгнул на нижние ветви дерева и, как и подозревал, услышал царапанье когтей по коре над собой. Его зубы были стиснуты от жадности, а взгляд пронзал лесные тени. Ему хотелось убивать. Он ловко лазил по деревьям, и хотя уже давно не мог лазать, цепляясь за кору, он умел скакать с ветки на ветку: обладание крючковатыми когтями было прекрасным преимуществом.

Над собой Хищнозуб заметил тупомордого птилодуса: белая полоса тянулась по рыжевато-бурой шерсти на его спине от головы до хвоста. Он был не один: там была целая семья этих зверей, бегающих по стволу и пищащих от ужаса.

Хищнозуб запрыгнул на более высокую ветку и начал погоню. Он с тревогой наблюдал, как они скрылись в маленьком дупле в стволе дерева. Он подошёл в упор, прижал к нему свою морду и просунул внутрь лапу, но лишь затем, чтобы её сильно куснули. Он отпрянул, рассерженно шипя, и сделал несколько шагов по ветке, думая, что делать дальше.

Подняв глаза, он увидел тёмные силуэты птиц, устроившихся на ночлег и чистивших оперение. Одна из них сидела на гнезде.

Его рот наполнился слюной. Прошло уж так много времени с тех пор, как он последний раз ел яйца.

Он никогда не пытался охотиться на птиц; они могли просто улететь от него.

Но их яйца — не могли.

Он забрался на дерево. Мать в гнезде издала пронзительный крик и полетела ему навстречу, но Хищнозуб не отступал. Он был голоден, и сегодня вечером ему хотелось бы съесть мясо. Он добрался до ветки и прыгнул по ней к гнезду, отбиваясь лапой и лязгая зубами, когда птица нападала на него с воздуха.

— Прочь отсюда! Прочь отсюда! — верещала она.

Птица-мать была в ярости: она царапала его своими когтями и клевала в голову, но он был крупнее её. Он запрыгнул в гнездо.

— Яйцеед! — завопила мать. — Яйцеед!

Она вонзала в него когти. В гнезде было три яйца. Их скорлупа была гораздо тоньше, чем у яиц ящеров, и она легко лопнула под тяжестью одних лишь его лап. Но он успел съесть лишь одного из невылупившихся птенцов, когда над его головой единым крылатым вихрем закружилось множество птиц. Даже он не мог сдержать их напора.

Он выпрыгнул из гнезда на соседнюю ветку; его раны жгло от боли.

— Уже скоро найдётся много желающих съесть ваши яйца! — завыл Хищнозуб в их сторону. — Мир меняется!

— Берегись, — верещала охваченная гневом птица-мать. — Берегись, зверь! И на охотников можно охотиться.

Хищнозуб насмешливо фыркнул и продолжил спуск с дерева. Теперь, когда ящеры исчезли, он был единственным охотником, и остальное было уже неважно. Он продолжит оттачивать свои навыки, поедать мясо — и царствовать, как ему и хотелось.

ГЛАВА 10. Перемены в приливе