Очнулся Люк от потока ледяной воды и чуть не взвыл: голова раскалывалась так, будто по ней булыжником приложили. Находился он в той же комнате, в которую зашел с продажной шлюшкой. Голый, привязанный к стулу. Его вещи деловито распарывали на широкой кровати напротив, а прямо перед ним стоял Альфред Дьерштелохт, скрестив руки на груди.
– Какая встреча, – просипел Люк и слизнул воду со щеки. – А вы затейник, барон. Правда, это я вас ждал к себе в гости, а не наоборот.
Блакориец, не меняя выражения лица, врезал герцогу по морде – сразу пошла носом кровь, а в многострадальной голове зазвенело.
– Это за чистку сапог, – пояснил барон невозмутимо и пнул Люка в живот. Кембритч замычал – стул упал назад, и опять его светлость приложился затылком. Руки придавило собственным весом и, кажется, вывихнуло запястья.
– И за угощение спасибо, – простонал Дармоншир. – Всегда говорил, что блакорийцы – гостеприимный народ.
– Поднять, – приказал Дьерштелохт вполголоса, и один из распарывающих одежду, поднапрягшись, поставил стул прямо. Люк задыхался от текущей из разбитого носа крови, сплевывал ее сквозь зубы.
– Итак, – сказал блакориец, – зачем вы приехали в Форштадт, герцог?
Люк снова сплюнул и усмехнулся. Потрогал языком передний зуб – шатается или нет.
– Так вы из-за этого не дали мне порезвиться, барон? Вы просто спросить не пробовали? На кубок по трасфлаю, представляете?
Сейчас ударили больнее – в колено, – и Люк долго стонал сквозь зубы, загребая ногами и смаргивая слезы.
– Конкретизирую вопрос, – так же ровно проговорил Дьерштелохт. – С какой целью вы пытаетесь сблизиться с княгиней, проникнуть в окружение князя и избавить его от моего присутствия?
Люк тяжело дышал, запрокинув голову, – от боли и слабости начало тошнить. Чертов безалаберный идиот!
Со следующим ударом он обмяк, расслабился, закатил глаза и даже рот приоткрыл. Труднее всего было не орать от боли и не сжимать зубы.
Ему приложили пальцы к шее.
– Жив.
– Подохнет тут у нас, начальник. Скандал будет, рыть начнут.
– Не начнут. Я все устрою. Рейли, что с ментальным сканированием?
Ладони на висках – и Люк старательно вообразил перед глазами и в голове черноту и пустоту.
– Блок у него, господин Дьерштелохт. Не пробить.
Что делать, Кембритч, что же делать? Маячок наверняка нашли, как и нож. Одна надежда, что Леймин сейчас сюда с группой ворвется. Руки связаны сзади, болят. Башка не варит. Боги… если выберусь, клянусь, буду осторожнее… Черт, кого ты обманываешь, Кембритч? Сейчас убьют ведь… хотя, если бы хотели, убили бы уже, что мешает? Странное поведение для заказчика… странное…
В горле скопилась кровь. Люк терпел сколько мог, но закашлялся.
– Подлечи его. Нужно, чтобы мог отвечать на вопросы.
Тепло и покалывание от виты. Перед глазами все расплылось, начало клонить в сон – но снова на Люка обрушилось ведро холодной воды. Его собственный нож мелькал в руках блакорийца: тот играл им, щелкал, складывал-раскладывал – и порхала в пальцах стальная бабочка-убийца.
Думай, Кембритч, думай.
В окна бил ветер со снегом, за стеной протяжно застонала женщина, и Люк скосил глаза, дернул уголком рта и захохотал. «Убит в борделе» – какая сочная эпитафия, описывающая всю его жизнь.
– Весело? – осведомился барон. – Мы долго можем тут смеяться, ваша светлость, но в результате вы обязательно мне все расскажете. Зачем вам броня под рубашкой? Откуда маячок в рукаве и нож в скрытом кармане? Что вам нужно от меня и от Форштадта? Ну? – Дьерштелохт зашел Люку за спину и провел лезвием по его шее, нажал острием в плечо, прямо над нервным узлом – знает, куда бить, чтобы было больнее всего. По спине потекла кровь. – Нажать? – поинтересовался блакориец.
– Только нежно, – пробормотал Люк и заорал, заскулил от боли, снова забился в веревках так, что стул поехал в сторону. Левая рука онемела.
Барон вынул лезвие и похлопал по ране ладонью.
– Герцог, простолюдин, – сказал он небрежно, – а кровь красная у всех. Ничего не хотите сказать, Дармоншир?
– Хочу, – прошептал Люк, сглатывая. Ком страха в груди начал расти, и его светлость едва успел сжать челюсть, чтобы не застучали зубы. Звук от бьющего в окна ветра вклинивался в голову, как дрель: выключите! – хотелось заорать, – выключите чертов звук!
– Ну? – спросил барон. Обошел пленника, склонился к лицу: Люк силился что-то сказать, но рану на плече дергало, и в голове опять плыло.
– Вы покойник, барон, – прошептал Кембритч и плюнул во врага кровью. Тот вытерся, покачал головой и наотмашь, резко ударил его ладонью по губам.
– Я, Дармоншир, обязан служить. А вы отчего упрямитесь? Ведь это всё, – он щелкнул окровавленным ножом, – цветочки, сами понимаете. У вас ведь есть мать? Сестра? Брат? Не выйдет получить информацию от вас – расскажете, когда их будут резать на ваших глазах. И, поверьте, вас не найдут. А если, – он усмехнулся, – мы привезем сюда эту Рудлог, с которой вы в беседке обжимались? Думаете, нет лазеек, раз она сестра королевы? Всегда есть. Получится ли у вас молчать, когда ее будут тут расписывать на пятерых?