Отец: король Леса Фордгалл. Тварь еще та… (вымарано много). Нужны доказательства. Лучше поздно!
Бранн, высший неблагой, третий принц Дома Четвертой стихии, правящей династии Неблагого Двора. Внук Лорканна. Неопределенно безумен.
Лорканн, бывший король Темного мира — Неблагого Двора. Определенно, безумен.
Неопределенность с родней. Парящих королей, старших братьев Бранна, внуков Лорканна, то ли один, то ли два, сведения о его сестре смутные и противоречивые. Еще более противоречиво то, что случилось с детьми Лорканна, его женой и им самим. Хорошо, что Неблагой Двор не моя забота.
Нис, приемный сын Айджиана, короля фоморов. Айджиана не зря прозывают Балором, крут нравом и рогаст как отец. Хотя вроде порассудительнее (насколько может быть рассудительным фомор, каждую неделю кроящий береговую линию туда-обратно). Нис подходит по возрасту для… (вымарано) Возможно, стычки с волками — его рук дело. Не упускать из виду.
Записано Джаредом, благим волком, племянником Миди… (далее вымарано)
Книга II
Глава 1. Звон колокольчиков
Жена волка натягивает повыше меховое одеяло, ловя ускользающее тепло, щурится и ахает от внимательного взгляда еще одной пары желтых глаз.
Замирает. Тихонько отведя руку назад, трясет за плечо мужа:
— Он… — моя госпожа так не краснела, кажется, никогда в жизни, вьюнки уплотняют свой полог, тоже дотягиваясь до Дея, толкая его в спину. — Был тут всю ночь?!
Был, как и я. Хорошо, что ты про меня не вспомнила. Мой гребешок то поднимался, то опускался вплоть до самого утра.
— Грей! — рявкает тот полусонно и сладко потягивается. Хватает в охапку мою госпожу и щекотно отвечает в ухо: — Я уверен, он отвора-а-ачивался!
Тут уже впору покраснеть и мне. Или попытаться. Опять! В который раз!
Моя госпожа пунцовеет летним утром, приходящим на смену знойной ночи, а Дей, высунув голову из-под одеяла, спрашивает очень серьезно:
— Правда ведь? — его руки обвивают мою госпожу, он чувствует, как она вздрагивает от щекотки и прикосновений. — Ты отворачивался, поросенок?
Благородный пес оскорблен в лучших чувствах, и я его понимаю. Косится недовольно, хотя чувствует, что хозяин счастлив.
— Иди уже!
Грей, ворча, кладет голову на пол, не желая никуда уходить, на его черный нос садится невесть откуда взявшаяся бабочка, желтая, как цветок вьюнка, и тут же слетает. Потом серый все же встает, продирается через заросли, опутавшие дверь и часть спальни, скрывается в коридоре.
Дей ворочается, щупает что-то за спиной, вытаскивает такую же плеть вьюнка из-под себя, отбрасывает подальше, ворча нарочито:
— Ты моментально заняла всю мою спальню! Нашу спальню, Лил-л-ли…
Кажется, моя госпожа, мы попали в руки не волку, а удаву! Дей обнимает так, что прикасается сразу везде, но моя госпожа согласна на такой плен. Вьюнки шуршат, отрастая махом еще на полфута.
— А в твоей спальне — нашей спальне! — поправляется она в ответ на его грозно сведенные брови, — осталась целой только постель. Ты все заранее рассчитал! — она улыбается прямо ему в лицо, обвиняя, уличая, указывая, соблазняя. Моя госпожа, я и не предполагал, что ты так можешь! — Знал, что крушить. Видно, много думал.
Моя госпожа хмурится, показывая, что думы были серьезными, а сама обнимает Дея в ответ, слабо-слабо ровно светится, устала, но счастлива, выдыхает почти ему в губы, и глаза волка темнеют. Опять.
— Да не о том!
— Постель — только начало, — деловито докладывает Дей, немного отстранившись после поцелуя, но не размыкая объятий, продолжая ласкать и взглядом, и руками. Заговорщицки добавляет, приблизившись вновь, заглядывая в глаза моей госпоже, теперь и его госпоже тоже: — А иногда она вообще не нужна.
Голос увлекает за собой куда-то вниз, сердце у обоих гулко бьется в груди, неистово и нежно, сочетая несочетаемое, как и их брак. Солнце и луна, день и ночь, волк и вьюнок. Но как же я за них счастлив!
— Начинаю догадываться, — после очень долгой паузы шепчет Алиенна, пряча улыбку.
Хотя от Дея прячь или не прячь, все одно. Ну вот, и я говорю, стоило ему только попасться!
Волк мгновенно притягивает ее к себе, долго целует, бормочет всякую милую чушь, она смеется в ответ, и я щурюсь, глядя на них. Волосы Алиенны растрепаны, щеки розовеют, глаза горят. Дей любуется ей так же, как и я. Шепчет, не было ли ей больно, а она, конечно же, мотает головой. Потом стеснительно спрашивает, а было ли ему хорошо с ней?
Было, было! Я тому свидетель!
Я больше не могу называть Лили девочкой, и вот это — больно. Зато мне радостно видеть их вместе — счастливого Дея, сияющую Алиенну, и я готов смириться с потерей. Это всего лишь имя, люди и ши меняют их, когда завершается какой-то этап и начинается новый. Мидир вон тоже стал Майлгуиром когда-то, изменившись сам и перечеркнув старую жизнь. Теперь и Алиенна…
— Дей, ты успеешь? — тревожится она, вспоминая о чем-то за границей вьюнков.
Да-да, моя госпожа, там вас ещё дожидается целый мир!