Тёмное солнце

Звуки аварийной системы разорвали замершее стеклянное пространство, расколов его на острые осколки звуков и цветов. Разлетевшиеся во все стороны, они градом осыпались под ноги выживших и собравшихся в зале управления, заставив пригнуться и даже закрыть уши руками. Лампы мигали всеми цветами, пол задрожал и заскрипел, а саркофаг с телом Лаитан разом захлопнулся, потемнев и ухнув в пол, провалившись куда-то вниз.

Оставшийся стоять Морстен глупо смотрел на окровавленное лезвие оружия в своих руках, словно не мог поверить в содеянное. По его лицу трудно было что-то прочесть, но руку он опустил не сразу. Системы взорвались оглушительным ревом, когда из динамиков послышался каркающий смех Посмертника. Он вещал что-то о своем величие, разуме и порядке, пока Гравейн медленно шел прочь, намереваясь покинуть это место. Искусственное сердце стукалось о ребра, едва не ломая их, но он упорно переставлял ноги по направлению к шахте лифта. Оставаться здесь было для него совершенно ненужно. Перед ним возник Кресс, и Морстен с такой ненавистью уставился на него, что искин даже отступил. Морстен сделал шаг к нему, сжимая бесполезный против искина меч. На третьем шаге он запнулся, осознавая, что сердце работает неровно. Пропустив удар, оно замерло, и Морстен потерял сознание, не добравшись до Креса всего один шаг.

— Я переиграл вас всех! — громоподобным голосом орал Посмертник. — Я переиграл даже великого Варгейна Креса!

Голограмма безопасника, подёргиваясь от черных всполохов огня, пробегающих по его изображению в реальном времени, пожала плечами и отошла в сторону.

Посмертник заткнулся на полуслове, когда энергия ковчега разом перестала поступать на все системы…

«Зафиксирована смерть капитана Литан, — сообщила система в пустоту саркофага. — Смерть капитана… смерть капитана… внимание! — возвысился голос системы. — Нарушение первичного протокола формирования! Смерть капитана не допустима! Система перезагружается в автоматическом режиме. Извлечь запасные копии информационных блоков, стирание имеющихся матриц в задействованных кристаллах, загрузка новых данных, загрузка новых данных, загрузка новых протоколов, загрузка новых протоколов… загрузка завершена. Система включается в тестовом режиме».

Истекающий гнилью Посмертника золотой колосс дёрнулся, распадаясь на миллиарды искр, и сформировался снова через минуту реального времени. Серебристый навигатор тоже последовал его примеру. Новое изображение Литана, уже без любых поражений, повернуло исполинскую голову к аватару навигатора. Тот согласно кивнул. Искины пропали из реального пространства, уходя в цифровые копии и начав процедуру новой загрузки из запасников системы. Кресс, запрокинув голову, смеялся. Его беззвучный смех продолжался даже тогда, когда он распался на составляющие цифровые обрывки, мигнувшие в свете включившихся панелей зеленоватым светом. Варгейн больше не появился. Валявшийся на полу Ветрис, дёрнувшись, обмяк. Его тело тут же подхватили манипуляторы судна, унося в медблок, где ему предстояло снова воскреснуть через некоторое время. Новая копия клона навигатора будет очищена от скверны Посмертника-Пеленгаса. Система учтет данные, собранные в процессе пути до ковчега.

Варгейн Крес, сумевший вытащить запасные данные и кристаллы, в которых они были, подготовил в ковчеге последний шанс избежать захвата, запрограммировал систему таким образом, чтобы та после физического прекращения жизнедеятельности Литан запустила общую перезагрузку систем в безопасном и тестовом режимах. Тогда не включались основные, готовые к работе, хранилища данных, а сами данные подгружались с новых носителей, любезно собранных и убережённых от Посмертника и его порчи Варгейном.

Лаитан умерла. И едва система пискнула прямой линией сердцебиения, как ковчегу не оставалось ничего иного, как перезагрузить систему. И тогда вся игра Пеленгаса перестала иметь значение. В новой системе судна больше не было порчи и изменённых кристаллов, а с таким трудом вырванные и спасённые данные встроились в кристаллы из других источников.

Крес смеялся в цифровом пространстве, когда тело Морстена укладывали на стол в автоматическом отделении медблока. Живое сердце самого Креса, до сих пор хранящего своё тело в глубокой заморозке после последней попытки оставить потомков, должно было оказаться в груди его сына через несколько часов. Сам Крес знал еще пять сотен лет назад — ему больше не надеть белковую оболочку, изношенную и потерявшую связь с реальностью окончательно.

Крес смеялся, наслаждаясь бешенством исчезающего из системы Посмертника, и утирал слезы, которых не могло быть в его виде, но которых ему так не хватало все эти годы.

Безопасник принял привычную для себя при жизни форму, облачившись в черные одежды, и молча наблюдал за подготовкой к операции своего потомка. Гравейн Морстен думал, что его лишили возможности чувствовать, избавив от настоящего сердца, заставив демонстрировать всем кусок железа в груди. Как будто бы отсутствие какой-то мышцы в теле могло помешать ему чувствовать привязанность или глубокое уважение!