Тёмное солнце

Та осторожно обошла его сзади, похрустывая пеплом и мелкими сучьями на земле, и, зачерпнув вонючую мазь из горшочка, коснулась ожогов в форме звеньев кольчуги на спине властелина. При всем желании, он не мог бы справиться сам с такими изуродованными руками, а просить своих тхади почему-то не стал, хотя кто-то из них явно уже пытался о нем позаботиться и наложить повязки. Видимо, недостаточно хорошо, если кожа продолжала гореть и пузыриться.

Когда первые касания Лаитан нанесли мазь на ожоги, Морстен не сдержал стона. Скрипнув зубами, он сунул в рот толстую ветку и с силой прикусил ее, напрягаясь всем телом. Лаитан едва не отдернула руку, но взяла себя в руки и сильными мазками нанесла мазь на кожу, размазывая ее по всей поверхности. Гравейн перестал стонать и только сидел прямо, словно проглотил ядовитую рыбешку и теперь боялся пошевелиться.

Настала очередь груди. Спина, как поняла Лаитан, представляла собой такую же карту с отметинами прошлого, как и грудь, но шрамы и рубцы на ней скрылись под ожогами и ссадинами. Спереди дела обстояли получше, но не настолько, чтобы можно было порадоваться, и Медноликая на секунду прониклась сочувствием к Морстену, представив, как ему придется мучиться в седле и по ночам, пытаясь отыскать удобное положение для сна.

— Если ты так жесток к себе, неудивительно, что о твоей жестокости по отношению к другим ходят легенды, — пробормотала Лаитан, размазывая нечто еще более мерзкое по груди Морстена. Субстанция напомнила ей выдавленные свежие кишки вперемешку с таким же свежим дерьмом младенцев. Да и запах вполне соответствовал. Гравейн перестал дергаться от каждого ее прикосновения, неотрывно следя за нею. Он смотрел прямо, старательно не отводя взгляда от ее лица и пытаясь встретиться с ней глазами. Лаитан пока удавалось избежать этого, но она начала нервничать, а Гравейн, наоборот, кажется, поймал свою стезю и даже расслабился. Его кожа была горячей и сильно израненной, но он даже не дернулся, когда Медноликая случайно ткнула пальцем в свежий глубокий ожог, почти сразу замазав его коричнево-красной мазью.

— Неправда. Я не бессмысленно жесток, как рисуют мой портрет в Империи. Хотя, там такое рисуют… — медленно покачал он головой, продолжая смотреть за работой Лаитан.

— Там много чего рисуют. Тебе эти картинки бесполезны в виду отсутствия возможностей и необходимых органов для их воплощения в жизнь, — пожала плечами Лаитан, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Она вспомнила фрески и панно в залах дворца. И то, что на них было изображено, неизменно заставляло ее сердце биться чуть чаще. Особенно, когда она все еще медленно и уже куда более ласково домазывала остатки из третьей баночки на лицо Морстена. Он смотрел на нее, прямо в глаза, и пальцы Лаитан странно подрагивали. «От усталости, должно быть», — подумала она, заканчивая с процедурой.

— Увы, даже Замок не может отрастить такие штуковины. Да он и названий для них не знает… Как и я).

— Это то, что отличает тебя от остальных. У нас эти органы называются чреслами. Хорошо, что властелины не размножаются традиционным путём, — фыркнула Лаитан, принявшись снимать с кистей повязки. Ей оставалось самое трудное, и сделать все предстояло быстро. Вот-вот ее начнут искать варвар и ее люди. Бинты присохли к пальцам так сильно, что пришлось отмачивать их, поливая водой из фляги, в которую Морстен попросил бросить щепоть белого порошка для обеззараживания и усиления целебных свойств. — Хотя сказки говорят, что ты таскаешь к себе в Замок юных дев, чтобы надругаться над ними, а потом отдать на потеху своим тхади. Противоречие…

— А, эти… Мудя. Ну да, есть такое. Но властелины действительно не размножаются традиционным путем. И нетрадиционным тоже. Тьма лишает способности стать отцом.

«Но явно не лишает возможности многократно пробовать», — зло подумала Лаитан, тут же испугавшись этих мыслей, от чего дернула бинты с рук Морстена сильнее, чем намеревалась. Он, однако, только поморщился, не прервав своего рассказа.

Дев таскают тхади. Ну, как дев… Северные племена немногочисленны, и, чтобы отмыть одну такую деву от жира и грязи, порой уходит до двух котлов горячей воды. Которой, к счастью, можно нагреть немеряно — вулкан, снег…

Но ни на что иное эти бедные девушки не годятся. Некоторые остаются прислуживать в Замке, и потом даже чему-то учатся, но остальные… Я знаю, что северяне воспринимают это как жертвы тёмному духу. Я им помогаю едой и лекарствами, и защищаю от диких зверей.

Он лукавил, утаивая всю правду, и знал об этом. Против воли перед мысленным взглядом встало лицо и тело Моры, которая тоже однажды была приведена в Замок таким образом, но не просто осталась прислуживать, а стала на темный путь, обретя в лице Гравейна и учителя, и любовника одновременно.

— Отцом не можешь быть, или вообще не интересуешься служанками? Принципиальный вопрос, знаешь ли, учитывая твою ядовитость слюны. Ты вот прямо спаситель, а не чёрный властелин. Так и хочется спросить, если ты такой заботливый, мы тогда кто.