Тёмные плясуньи

Второй верховный маг бросил последний взгляд на лежащего и развернулся. Но, прежде чем уйти, он решительно прошагал к противоположному углу, где раздувалась и морщилась, выдыхая, незаконченная сущность, говорившая вместо умирающего мага. Остановившись перед ней, Католдус некоторое время наблюдал за ней, за её дыханием, не в силах скрыть зависть и ненависть. Затем он медленно приподнял ногу в сапоге, чья подошва подбита металлическими подковками, и обрушил всю его тяжесть на “кожаный мешок”. Сущность издала слабый звук лопнувшего мешка, до сих пор наполненного воздухом. Через минуту в углу комнаты лежала лишь дырявая шкурка. Католдус надел одну из перчаток, что висели у него на поясе, и взял двумя пальцами шкурку. Морщась от брезгливости, он снова исподлобья оглянулся на Коршуна, и заторопился выйти из комнаты. И застыл на пороге, отчётливо услышав презрительный голос мага: “Бездарь!”

Захлопнув дверь, в ослеплении яростью не видя почтительно вытянувшихся охранников, Католдус бросился по коридору к лестнице. Упиваясь властью, он никогда не забывал о своих слабых способностях. Легко придумать аферу с болотами, потому что они близки к умертвию. Гораздо сложней - создать нечто живое. Хотя бы сущность.

Католдус не хотел больше видеть Сиг-Дха. Но придётся снова войти в его комнату. Уходить, унося с собой последнее слово и презрение сильного мага, даже умирающего, - это не то, о чём мечтал Католдус. Он мечтал, чтобы Коршун признал его величие и могущество! Он мечтал выйти из комнаты умирающего мага - победителем! Поэтому Католдус, внутренне бессильно ярясь, с досадой понимал, что придётся ещё раз “навестить” Сиг-Дха, пока он жив.

… Круг семерых заканчивал ритуал, наделяя силой артефакт, который внешне выглядел обычной безделушкой-украшением. Старуха-некромантка прямо посреди лачуги разожгла подготовленный очаг, в который бросала все необходимые для работы артефакта ингредиенты. Огонь вспыхивал от даваемой ему жертвы, переливаясь разноцветным пламенем… Лиам сидел у стены, затаившись, чтобы не мешать ритуалу. Он любил смотреть, как делают своё дело эти старики и старухи. В эти мгновения он чувствовал необъяснимый восторг, словно у него за спиной вырастали крылья… Лиам никогда не просил бабушку взять его в сообщество круга семерых - даже тогда, когда кто-то из стариков чувствовал себя не очень хорошо, чтобы поддерживать силы круга. Он не вмешивался, потому что ещё из детства помнил слова старухи Трисы: “Однажды я позову тебя сама. А пока - смотри и учись!” Он знал, что старая некромантка не бросает слов на ветер, а потому был терпелив. И терпению этому его научила тоже она.

Ритуал закончился. Огонь вспыхнул в последний раз и пропал. А из горячей, обжигающей золы Триса осторожно вынула, держа за цепочку, почти детское украшение - две ракушки, прилипшие друг к другу. Один из стариков облил украшение водой, смывая налипшую грязь и сопровождая этот процесс монотонным бормотанием. Безделушка перекочевала из рук Трисы в руки ближайшей соседки по кругу. Та нашептала над ним следующее заклинание и передала старику-соседу. Когда украшение, обласканное ладонями старых магов, вернулось к старой некромантке, она покачала его на ладонях, словно проверяя, остыло ли, а затем развернулась к Лиаму. Постояла немного всё ещё и подошла к нему.

- Передай это той девочке - Лирейн. В замке Коршуна она должна танцевать с этим украшением на груди. Но так, чтобы его никто не видел. Артефакт должен касаться её кожи. Передашь ей это обязательно.

- Передам, - кивнул Лиам.

А что ему оставалось? Пока старики круга семерых расходились, он с интересом разглядывал безделушку, больше похожую на те самоделки, что дарят здешние рыбаки своим невестам. Обыкновенные мелкие ракушки-завитушки. Ритуал что-то сделал с ними, но что? Он улыбнулся. Узнаем сегодня вечером.

Спрятавшись в тёмном угле лачуги, всегда закрытом от солнечных лучей, старая Триса с жалостью смотрела на внука, который мечтательно улыбался. Было страшно за него, но иного выхода из создавшегося положения она не видела… Старая некромантка вздохнула. Остаётся уповать, что всё пройдёт так, как задумано.

… Между незадёрнутыми занавесями балдахина виднелось громадное окно, за которым постепенно меркнул дневной свет. Ирина лежала, прижавшись спиной к Бриндану, который, крепко заснув, обнял её, придвинув к себе. Она тоже уснула, успокоенная его сном, но проснулась быстрей, чем ожидала. И теперь смотрела на тот кусочек мира, который был доступен глазам, и не видела его, потому что размышляла. Мысли нахлынули сразу и вперемешку. Приходилось сосредоточиваться на чём-то одном, что в процессе сметалось другим… В общем, думать было тяжело. Ирина лежала, слушая дёрганое дыхание Бриндана, и… хотелось плакать. Настолько, что, пытаясь сдержаться, она не заметила, как изменилось дыхание парня.

- Ты притворяешься, - прошептал он ей куда-то в волосы.

- Может быть, - улыбаясь его улыбке, услышанной в голосе, ответила она. - А в чём? Ну, в чём я притворяюсь?

- Что спишь.

- А ты в чём притворяешься?