– Ага. Как будто ее здесь кто-нибудь слушает!
Одна из медсестер, та, что помоложе, заканчивала устанавливать капельницу. Другая протирала пыль с подоконника и меняла воду в стеклянной вазе с разноцветными розами. Солнечные лучи бесцеремонно пробивались сквозь жалюзи и ложились на пол палаты ровными ярко-желтыми полосами.
– А вообще, жаль ее, конечно, – дочка-то уже полгода в себя не приходит.
– Ну да, вообще-то… Только вот книжки эти вслух… как-то… Надежды ведь нет никакой… Ой! Здрассте!
В палату вошла женщина и приветливо улыбнулась медсестрам грустными глазами.
– Я рано? – как бы извиняясь, спросила она.
– Да чего уж! – великодушно махнула рукой сестра помоложе, и обе вышли.
Женщина с тихой улыбкой присела рядом с койкой, на которой лежала худенькая бледная девочка. Ее глаза были плотно закрыты, пшеничные волосы разметались по подушке, пижама в клеточку была расстегнута и приоткрывала заострившиеся ключицы. Одной рукой девочка приобнимала старого плюшевого зайца, наполовину скрытого под одеялом.
– Лиза, я принесла «Русалочку» Андерсена, – поглаживая девочку по руке, сказала женщина, – Знаю, я ее тебе уже читала…
И тут женщина осеклась на полуслове и уронила на пол большую книжку с красивыми картинками.
– Мама? – Девочка смотрела на нее удивленными голубыми глазами.
Женщина пыталась сделать вдох и не могла. Слезы полились из ее глаз, не дожидаясь, когда она сможет дышать, чтобы заплакать по-настоящему.
– Мама! – радостно прошептала девочка и улыбнулась.
Олег Кожин
Памятка юного бродяжки
Юный бродяжка никогда не выходит из дома налегке. Даже если за окном жарит солнце, а на календаре середина июля, юный бродяжка берет с собой теплые вещи, непромокаемую обувь и запасные сухие носки. Потому что для покинувшего дом – непогода всегда внезапна, и без теплых вещей юный бродяжка так же уязвим, как последний «енот», потерявший свои рукавички…
К вечеру Галка совершенно отчаялась. До сегодняшнего дня, и даже до конкретного момента, наступившего примерно в четверть шестого, она и помыслить не могла, насколько далеки ее представления от истинного значения этого слова. Плащ, не предназначенный для такой погоды, совершенно не спасал от пронизывающего ветра, который хоть и пах весной, но все еще оставался по-зимнему лютым. Ноги, по щиколотку утопающие в рыхлом снегу, промокли насквозь. Щеки потеряли всяческую чувствительность. Виски ломило от холода. А спешащие с работы домой люди по-прежнему пробегали мимо, не задерживаясь ни на секунду. Точно не замечая ее протянутой руки. Так что, да, Галка была в совершеннейшем отчаянии. Настолько, что впору сесть в подтаявшую снежную кашу и разрыдаться от бессилья.
Возможно, именно так она бы и поступила. В конце концов, когда исчерпаны иные варианты, жалость к себе приносит хотя бы видимость облегчения. К счастью, от полной потери самоуважения Галку спас голос. Незнакомый, тонкий, явно девчачий, он раздался откуда-то из-за спины:
– Так ты до завтра даже на коробок спичек не натаскаешь.
На скамейке, еще минуту назад занятой лишь холмиками спрессованного снега, стояла девочка лет тринадцати. Остренькая лисья мордочка утыкана пирсингом, как булавочная подушка. Промозглый мартовский ветер треплет рваные пряди волос, обнажая высоко выбритые черные виски. Крашеная. Не бывает на свете волос настолько огненно-рыжих, что о них хочется погреть озябшие руки. Галка спрятала онемевшие ладони в карманы, а вместе с ними постаралась спрятать и зависть к экипировке незнакомой девчонки. Молния «косухи» застегнута под горло, воротник высоко поднят. Толстая черная кожа надежно защищает и от ветра, и от мокрого снега. И где только эта пигалица отыскала куртку своего размера? На тощую шею намотан зелено-бело-оранжевый шерстяной шарф, напоминающий какой-то флаг. На ногах теплые гетры в той же цветовой гамме, надежно заправленные в здоровенные, чуть ли не до колен, ботинки со шнуровкой. Сама Галка выскочила на улицу, набросив на плечи тонкий плащик, сезон для которого наступит, в лучшем случае, через месяц. Ни шапки, ни шарфа, ни даже перчаток. Перед тем как покинуть дом, Галка была так занята, забивая просторную холщовую сумку «самым необходимым», что попросту забыла их взять. Среди нужных вещей оказался маникюрный набор, отцовская зажигалка, мамин ободок, пачка сухариков со вкусом сыра, два яблока и пяток книжек по психологии. Сейчас Галка с радостью обменяла бы все это на пару шерстяных носков и кружку горячего какао.
Малолетняя неформалка грызла фисташки, разламывая их аккуратными черными ноготками. Скорлупки усеивали снег, точно высушенные панцири неведомых жуков. Отправляя орешки в рот, рыжеволосая нагло пялилась на продрогшую Галку, а та неуютно ежилась под ее взглядом, неожиданно цепким, циничным и наметанным. Так опытная домохозяйка смотрит на рыбу, прикидывая, какая часть пойдет на котлеты, а какая на уху.
– Я с вас просто фигею, – девчонка с хрустом разгрызла фисташку. – Люди годами нормально аскать учатся, а вы… пять минут на улице, а все туда же! Дайте-подайте!