Тёмный голос

Ещё недавно сияющие глаза незнакомца гаснут, на лице появляется досада и разочарование.

Девочка опускает глаза и продолжает делать уроки. Маша увлечена сочинением, ей не до этого мужчины. Он никто в её мире, крёстный двоюродных сестер, старый друг семьи. Он один из тех людей, что появляются и исчезают в её жизни. Он не оставит никакого следа, ни единого жалкого воспоминания. Уже через неделю она вновь забудет эту встречу, это лицо.

Дядя волнуется:

– Пошли, не будем мешать. Делает уроки! Будущий профессор!

Дверь захлопнулась, девочка снова погрузилась в сочинение.

Вечером, когда все собрались под одной крышей, когда топот, шум телевизора, звон посуды и запах будущего ужина смешались, дверь снова открылась.

– Эй, к тебе можно? – спросила старшая дочь Машинного дяди.

– Конечно, Надя.

Эта девушка всегда на позитиве и прямолинейна.

– Ты же знаешь, что у нас в гостях был твой отец?!

И было непонятно, вопрос это или утверждение.

– Нет, – равнодушно ответила Маша; её мысли были заняты сочинением рифмы.

– А мы думали, ты знаешь!

– Нет.

И вся эта информация была чем-то бесполезным: ну узнала она, и что дальше? Как это отразится на её жизни? Никак. Его никогда не было рядом. И сейчас, после этой встречи, он тоже не появится, чтобы остаться.

Второй раз они встретились через 7 лет. Между ними состоялся светский разговор, после которого последовало предложение приехать в гости.

– Да, конечно! – оживлённо выдавила из себя девочка с мыслями, что этого никогда не произойдет.

Иногда, я думаю о том, что отец обязательно узнает о моём самоубийстве. Приедет ли он на мои похороны или хотя бы на могилу? Мне рассказывали, что когда моя мать умерла, ему позвонили. В телефонной трубке была тишина. Он не приехал.

7

Мне было тринадцать, когда мать умерла.

Прошло тринадцать лет, как её не стало. Целая вечность. Косточки успели перегнить. Сейчас я понимаю, она устала. Не осталось никаких сил бороться с этим миром. Выход был один – уйти! Есть такое понятие – «скрытый суицид», она им воспользовалась. Говорят, онкология поражает пессимистов, недовольных, но ведь даже они лечатся, хватаются за жизнь! Во время обучения я посещала онкологические корпуса. Знаете, сколько там желающих жить? Много! Только часто бывает слишком поздно, и ни одно лечение не поможет, но все ровно они борются, пытаются вырвать у смерти хоть один день, час, минуту, секунду. Они бесстрашно пробуют различные методы, идут на эксперименты. Будучи студенткой, я консультировала умирающих, и мне хорошо запомнился тонкий, как жердь, дедушка, он сказал:

– Мне сделали операцию, я прошёл четыре курса химиотерапии и облучение. Я сделал всё, что мог, но ничего не помогло. Мне не страшно умирать, я попробовал многое, что могло меня спасти. Я сделал всё, что мог, – дедушка робко дотронулся до моей руки и тут же отдернул.       – Ещё эта зараза к тебе пристанет. Вот, возьми конфеток, – он протянул пакет леденцов. Через неделю он умер.

Я помню, как она подделывала штамп в медицинской книжке: выдавила на пластилине, обмакнула в чернила и пропечатала. Она скрывала свою болезнь и ждала, когда опухоль разрастётся. Знаете, это дело быстрое, полгода – и человек сгорает.

После смерти в её личных вещах нашли записку с перечнем документов, нужных для оформления опеки. Моя мать готовилась к смерти; по всей видимости, борьба со страшным недугом не входила в её планы. Я, её родная дочь, не была ориентиром, не была светлым маяком, не была той крупицей, что держала в жизни. Чем я была? Обузой? Наверное, так. Разве уходят, если любят?

Я не знаю, каково это – иметь мать-старушку, мать-подругу, звонить и делиться тем, что со мной произошло. Разговаривать с близким человеком до того момента, пока телефон не станет горячим. Вам это знакомо? Трещать без умолку, делиться секретами или наоборот, что-нибудь скрывать и бояться ненароком проговориться. У вас такое было, у вас такое есть? Поздравляю, значит, ваша мать жива, и вы в хороших отношениях.

Страшно осознавать масштабы одиночества. Я одна, совсем одна. Можно отгонять эти мысли, но они навязчиво возвращаются.

В раннем детстве вязкая отрешённость растворилась в моей крови, она навсегда со мной. Я часто повторяю себе: «Помни, детка, ты совсем одна, и если исчезнешь, никто не будет искать. Конечно, заявление напишут, но вот ждать или соваться во все дыры никто не будет. Ты тень. Ты обуза. Тебя никто никогда не любил».

8