Тёмный исток

Мое терпение лопнуло.

— НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!!!

Весь свет в комнате на секунду погас. А зажегся, когда тонкая, почти невидимая, иголка инъектора застыла в миллиметре от моей кожи. Затем что-то в глубине робота громко и протестующе зажужжало. Симпкин насторожился, а Ди лишь заинтересованно выгнул бровь, продолжая восседать в своем кресле, закинув ногу на ногу. В следующую секунду мед-зонд смяло, будто шарик из фольги, и отбросило в сторону, как мусор, которым он в сущности и стал…

— Смотри-ка, кто тут у нас освоился! — воскликнул Ди, неторопливо вставая с кресла. Он не выглядел ни напуганным, ни раздраженным. Вся ситуация его как будто веселила.

Тяжело переведя дух и малой частью сознания все еще не веря в собственную причастность к произошедшему, я мрачным и очень усталым голосом пообещал:

— Это только начало.

Не говоря ни слова, Ди подошел к скукожившемуся роботу и легко вырвал из его согнутого манипулятора инъектор. Затем со зловещей невозмутимостью приблизился ко мне и вогнал иглу так глубоко, как только было можно, а следом вдавил поршень. В ту же секунду я ощутил дикое жжение в той части руки, куда пришелся укол.

— Тебя создали для того, чтоб помочь нам, — сказал он вкрадчивым голосом. — Это твоя единственная цель и предназначение. Другой никогда не было и быть не может!

Сумев соскрести остатки воли, еще не успевшей впасть в кому из-за жгучей боли, мгновенно разлившейся по всему телу, я злобно прошипел:

— Никто и никогда не будет диктовать мне что делать и для чего жить!

— Забавно, — сказал Ди, но при этом даже не улыбнулся. — А мне кажется, именно этим мы и занимаемся. Осталось только дождаться, когда до тебя дойдет вся суть посыла: ты — не человек. Во всяком случае, не в том смысле, какой принято вкладывать в это слово, когда говорят о правах и свободах. Нет у тебя никаких законных оснований для существования. Никто не станет переживать, если с тобой что-то случится. Никто и никогда. Запомни.

— У меня есть брат, — заявил я, хотя получилось не так уверенно, как планировалось.

— Брат? — с усмешкой переспросил Ди. — На твоем месте я бы не стал особо на него рассчитывать. Мекет Динальт любит разочаровывать тех, кто к нему привязан. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Впервые за все то время, что находился в плену, я вдруг остро ощутил, насколько плачевным было мое положение. До этого момента я будто бы не воспринимал все слова и поступки своих похитителей всерьез.

Заметив страх, вновь промелькнувший в моих глазах, Ди чуть улыбнулся и следующие слова произнес уже мягче:

— Твой единственный шанс оставить Тиссан живым — действовать заодно с куатами. Иных вариантов нет. Даже если Мекет обеспокоится твоим исчезновением, он никогда не узнает, где тебя искать. Ты для него потерян навсегда, так что смирись с этим.

— Не в этой жизни! — прошипел я, неожиданно для себя осознав, что действительно ни за что просто так не сдамся.

Ничего не ответив, Ди развернулся и вышел.

Я проводил его полным презрения взглядом, затем перевел свое внимание на доктора.

— Этот препарат заставит вас расслабиться, — неуверенным тоном проговорил Симпкин. — Если вы голодны или испытываете еще какие-нибудь потребности, не стесняйтесь сообщить нам. Все будет исполнено. В пределах разумного, конечно же.

— Вы очень любезны, доктор, — пробормотал я, не испытывая при этом ни капли благодарности. Не знаю, что стало тому причиной, но язвить и бесноваться мне больше не хотелось.

Прежде, чем скрыться в дверях, Симпкин прошептал:

— Я пока не знаю, что конкретно они планируют с вами делать, но если вы продолжите сопротивляться, то мне станет вас искренне жаль.

Он тоже ушел.

Оставшись наедине со своими мрачными мыслями, я продолжил бессмысленное трепыхание в сетях антигравитационного поля, все глубже и глубже погружаясь в темные пучины отчаяния.

Слова, брошенные Ди, жгли, словно стая боиджийских ос. Как бы мне того ни хотелось, отмахнуться от мысли о том, что родной брат, оказавшийся вовсе не родным, столько времени лгал мне в лицо, я не мог. Ощущение напоминало внезапный удар под дых. Весь воздух из легких улетучился, оставив после себя тупую ноющую боль и дикое желание свалиться на пол, свернуться калачиком и зарыдать…

Как ни пытался, я не мог найти причин, заставивших Мекета молчать столько времени, каждый раз выставляя меня придурковатым неврастеником, стоило лишь проявить маломальский интерес к теме родителей. А оказалось-то, что никаких родителей не было вовсе! Как не было и уверенности в том, стоит ли мне благородить Мекета за то, что не уничтожил меня вместе с другими образцами, — от одного только слова хотелось блевать! — и вырастил в неведении относительно моей истиной сущности, или ненавидеть его. Что это — любовь или предательство? И как разглядеть границу, отделяющую одно от другого? Мне, к сожалению, было не ведомо.

Оставалось только ждать, чем все это в итоге закончится.

Глава 17 Принцип претора