Услыхав свое имя, мученик беззвучно заплакал. За минувшую ночь он много раз пожалел, что не согласился на предложение коллег. Ведь мог бы уже быть мертвым, висел бы себе на дереве, горя не знал. И как только допустил мысль, что его жизнь может быть лишена страданий и мучений, пока на свете живет изверг Цент?
– Отпусти нас, – горько заныл Петя. – Мы тебе ничего плохого не сделали. Дай нам уйти. Пожалуйста!
Цент презрительно посмотрел на распростертого программиста, и бросил:
– А спасать своих друзей и подруг из плена некроманта вы уже раздумали?
– Да нам все равно не справиться. Там целая армия мертвецов и всяких монстров. Мы лучше уйдем куда-нибудь. Тут опасно оставаться.
Цент не видел причин скрывать от общественности страшную правду.
– Весь район окружен мертвецами, – сказал он. – Из него не выбраться. Всех живых людей зомби ловят, и съедают. Едят медленно, с пяток.
Петя и Вова прекратили стонать, даже Владик временно приостановил рыдания.
– Это правда? – спросил Петя.
– Еще какая! Я сам видел. При мне одного юношу схватили. Как же он орал! Вспомнить жутко. Я даже время засек – полчаса муки принимал, горемыка невезучий. Уж не знаю, что там с ним делали, но даже и представить боязно. Так что если вы бежать хотите, то подумайте лучше. Отловят вас, начнут с ног потреблять. Вам оно надо?
Несчастные сотрясались в рыданиях, ибо всякая надежда оставила их. Бежать некуда – поймают и съедят. Остаться, значит и впредь подвергаться изощренным издевательствам матерого изувера. И то до тех пор, пока зомби некроманта не выследят их. И съедят. Медленно. Начиная с ног.
– Я вам говорил, что надо вешаться! – закричал Петя на своих друзей. – Говорил! А ты заладил – рейд, рейд…. Хороший вышел рейд?
Владик ничего не отвечал. Он был занят тем, что горько и безутешно плакал.
– Во всем ты виноват, – продолжал гневаться Петя. – Это он нас надоумил на эту дурость. Сказал, что мы пойдем с мертвецами сражаться. Сказал, что в реале самый лучший рейд. Могли бы уже повеситься. Все ж готово было. А вместо этого перлись сюда целый день, а потом еще этих чертовых снеговиков всю ночь лепили. Отличный рейд получился! Всю жизнь о таком мечтал.
– Э, прошу прощения, о каком рейде идет речь? – вклинился Цент.
Пришлось Пете ввести мучителя в курс событий. Объяснить, что такое рейд, что бывает он простой и героический, что ходят в него лишь самые великие воины, и еще что Владик – козел.
– Совсем у вас мозги спеклись от игрушек, – констатировал Цент. – Однако должен признать, что в идее прыщавого есть и здравое зерно. С земель некроманта не сбежать, а тут он нас рано или поздно отыщет. Так что либо мы, ему назло, добровольно смерть примем, либо дерзнем бросить вызов проклятому упырю. Мне лично больше нравится второй вариант. Лучше умереть в бою, чем жить программистом. А что вы об этом думаете?
– Но если нас схватят мертвецы, они начнут нас с ног кушать… – захныкал Вова.
– Вас ниже пояса никто кушать не станет, – заверил его изверг. – Ну, думайте. Мне подготовиться надо, оружие собрать, припасы. А вы решайтесь. Хотите вешаться – дело хозяйское. Вон веревка, вон перекладина. А мы не такие, мы предпочитаем борьбу. Да, Владик?
– Что? – прохрипел страдалец.
– То! Вставай, пошли к подвигам готовиться. А эти трусы пусть тут остаются. Мы еще сто раз подумаем, прежде чем их в нашу дружину взять.
Владик решительно не помнил, когда это он вызывался в добровольцы. Кроме того, он больше тяготел к тихому спокойному суициду, чем к славной смерти в бою, которая, при всей своей славе, едва ли будет быстрой и безболезненной. Но Цент уже все решил, и за себя, и за него.
Несмотря на то, что в ходе боя с ордами Легиона было израсходовано огромное количество боеприпасов, в Цитадели еще оставалось достаточно стволов и патронов к ним, чтобы вооружить небольшой отряд до зубов и выше. Даже не глядя на автоматы и пулеметы, Цент сразу, не раздумывая, выбрал дробовик. Практика показывала, что очередь пуль мертвец выдерживает без особого ущерба, и даже получив в тушку полный рожок свинцовых гостинцев, сохраняет полную боеспособность. А вот заряд картечи с близкого расстояния может снести покойнику голову или оторвать конечность.
– Владик, ты тоже возьмешь дробовик, – сказал Цент своему оруженосцу.
– Но я не умею стрелять, – признался страдалец, едва державшийся на ногах. Ночное сотворение снеговиков, помноженное на вчерашний туризм через сугробы, выжало его без остатка.
– Придется тебе учиться в процессе. Вот, держи еще это.
Цент протянул Владику топор, от которого программист шарахнулся, как от ядовитой змеи. Топор был огромный, убийственно острый, одно неосторожное движение, и останешься инвалидом.
– Я не умею с ним обращаться, – прорыдал Владик. – Я совсем не боец. Оставь меня здесь. Я тихонько повешусь….
Мощнейшая пощечина обрушилась на физиономию плакальщика, едва не вышибив слабый дух из хилого тела. Владик не устоял на ногах, и присел отдохнуть. Цент навис над ним, с топором в одной руке, и ружьем в другой.