Первому я ударил ногой в живот, хуком — в челюсть, а потом взял его за волосы и треснул лицом об угол спинки кресла. Тот заорал, схватившись за глаз, и завалился в проходе. Второй полез через сиденья, но получил несколько быстрых коротких ударов в лицо, и мощный — в челюсть. Третий тоже оказался сбит хуком в челюсть. Четвёртый замешкался. Я же двинул несколько раз ногой упавших противников.
Позади — звон разбитого стекла и — вопль. Но кричала не Олеся, а кто-то из компании. Орал как резаный, звал на помощь.
— Да они психи! — крикнул последний. — Уходим на хрен!
Кто мог, встали и побежали в другой вагон.
Я обернулся. Олеся тыкала разбитой бутылкой парня, имевшего неосторожность докопаться до нас. Тот сполз с сиденья, а Олеся забралась на него и с безумным ожесточением наносила удары «розочкой» в затылок и спину. Вопли стояли на всю электричку. Очухался парень с щетиной, поднялся и, схватив Олесю, отбросил её в проход. Но я уже был рядом. Удар в живот и два — в челюсть, и противник грохнулся между сиденьями. Третий тоже хотел встать, но получил ботинком по морде. Олеся вскочила и ринулась на поверженного. В глазах — бешенство, ни лице и руках — брызги крови, в пальцах крепко зажато горлышко бутылки из-под лимонада. Я схватил девушку.
— Успокойся, всё закончилось, — я оттащил её от избитых противников. — Уходим.
В это время электричка стояла на остановке, и мы выскочили в едва не закрывшиеся перед самым нашим носом двери.
Поезд пополз дальше, а мы остались на платформе — на освещённом фонарями островке посреди кромешной ночной тьмы. Вдали желтели окна многоэтажных домов, было тихо. На вывеске надпись: «Анино» — ближайший пригород, почти Москва. Совсем немного не доехали.
Оказавшись на пустой станции, Олеся вышла из режима берсерка. В дрожащей руке она по-прежнему сжимала горлышко бутылки, но ярость сменилась испугом, и девушка боязливо озиралась по сторонам, словно не понимая, как она тут оказалась. Я взял из её руки окровавленное орудие и выкинул в кусты за оградой.
— С тобой всё в порядке? — я посмотрел Олесе в глаза.
— Не знаю, — пробормотала она.
— Не ушиблась?
— Кажется немного… — девушка потерла локоть, которым приложилась при падении.
Я достал из кармана платок и вытер кровь с её лица и рук
— Ненавижу их всех, — процедила Олеся.
— Главное, что мы оба целы, — успокоил я её, прижал к себе и погладил по волосам. — Ты молодец, не растерялась. Ну всё, пошли. Надо поймать такси и свалить отсюда поскорее.
Машину даже искать не пришлось. Два таксиста беседовали возле своих авто на улице рядом со станцией. Когда мы спустились с платформы, один окликнул нас и спросил, не подвезти ли?
Мы сели на заднее сиденье. Водительское место было отгорожено решёткой. У Олеси до сих пор на лице и на одежде виднелась кровь, да и я изрядно запачкался, но таксист как будто даже не обратил на это внимание, лишь спросил, куда держим путь. Я на всякий случай, назвал соседнюю улицу.
Едва отъехали, Олеся положила голову на моё плечо и уснула, а я смотрел в окно на пустые тротуары и закрытые рольставнями магазинчики, тянущиеся сплошной чередой вдоль улицы. Машин на дороге было мало, и я надеялся, что доедем быстро.
Поглядел на спящую. Какое-то непонятное чувство пробуждалось в моей душе. Казалось, сегодняшние приключения сблизили нас.
Меня разрывали противоречивые мысли.
Снова вспомнилась прошлая жизнь, последние десять лет беспросветного одиночества. После того, как я вернулся с войны, лишь однажды сошёлся с девушкой. Тогда я был ещё совсем молод, даже имел постоянную работу, с которой всё равно потом успешно свалил. Но отношения очень быстро рухнули. Её не устраивало то, что я часто просыпался по ночам с криком и в холодном поту, что я замыкался в себе и часами молчал, сидя на балконе или зависал с парой приятелей во дворе, которые сами прошли войну и хотя бы немного меня понимали. Но главное, что её беспокоило — это отсутствие хоть каких-то перспектив в моей жизни.
С тех пор прошло более десяти лет, а я никого так и не встретил. С приятелями общался всё реже и реже, сослуживцы сами стали обзаводиться семьями, жизнь их налаживалась. А у меня — нет. Поначалу думал: на хрен они мне все нужны? Один проживу, не сдохну. И бабы все — меркантильные сволочи. Без них нормально. В конце концов, есть девочки по вызову. Но проходили год за годом, а я жил в пустой квартире, и всё тяжелее становилось от того, что рядом нет ни одного близкого человека, даже отсутствие возможности выговориться кому-то, кроме своих четырёх стен, порой дико угнетала. Обида и боль копились внутри, не находя выхода. И чем старше я становился, тем меньше шансов было встретить родную душу.