Тёмный Принц

   - Бессмысленные? Я полагаю, ты более преуспела в бессмысленности, нежели я, - прошипела Аида. - Ты за всю жизнь познала лишь одного любовника. У меня их были тысячи - и мужчин, и женщин - да, и демонов тоже. Меня удовлетворяли такими способами, о которых ты и не мечтала.

   - Не очень-то и хочется. Но ты ошибаешься, Аида: ты никогда не знала любовника, потому что не способна любить. Ты даже не понимаешь значения этого понятия. Пришла меня помучить? Не вышло. Ибо раньше я ненавидела тебя, теперь же - мне тебя жаль. Принесла мне подарочек... что ж, спасибо тебе.

   - Ну, вот тебе еще один, - прошептала Аида, поднимаясь. - Пармениона убьет его собственный сын, Александр. Холодное железо вонзится в его тело. Всё, о чем ты мечтала, обратится в ничто. Задумайся об этом, ты, слепая карга!

   Дерая ничего не сказала, только неподвижно сидела, пока Темная Владычица шла обратно. Она слышала, как открылась дверь повозки, удаляющиеся шаги, затем удар хлыста и лошадиное ржание.

   - Они уже отбыли? - спросила Камфита, поставив серебряный поднос на мраморную скамью.

   - Да, отбыли.

   - Это была Царица?

   - Нет. Просто женщина, которую я знала раньше.

  

***

   Молния рассекла небо, когда Александр вышел из дворца, направившись на запад по широкой, пустынной улице к торговой площади. На улицах было мало народа, ибо близилась полночь, однако он был уверен, что за ним следят. Он дважды замечал, что на него смотрит какой-то высокий тип в черной накидке, но когда оборачивался, никого в поле зрения не оказывалось.

   Две девицы легкого поведения помахали ему, когда он пересекал площадь агоры, но он с улыбкой покачал головой. - Для тебя - особая скидка, красавчик, - позвала та, что была помоложе, однако он только развел руками.

   - Нет монеты, - ответил юноша, и они отвернулись от него, направившись рука об руку дальше.

   Он уловил быстрое движение слева от себя и резко обернулся с кинжалом в руке. Опять никого. Мелькнула молния, от гигантских колонн Храма Зевса заплясали черные тени. Александр тряхнул головой.

   Тени. Ты стал бросаться на тени. Сунув кинжал обратно в ножны, он пошел дальше. Когда-то он смог бы воспользоваться Даром и обыскать эти тени, но с тех пор, как Парменион защелкнул ожерелье у него на шее, силы его растаяли. Не самая большая цена за мир и покой, который пришел к нему после того, как Темный Бог был изгнан из его тела.

   Ни один человек, не испытывавший такого чувства изолированности, как он в детстве, не способен был понять, какое облегчение он испытал после возвращения из мира Ахайи. Прикоснуться - и не убить, обнять - и почувствовать тепло чужого тела на своем. Столько простых удовольствий. Сидеть, больше не в одиночестве, а в центре группы детей, скакать на лошади, и смеяться, и делиться с другими.

   Протянув руку, он прикоснулся к холодному золоту.

   Он прошел дальше, срезав через Улицу Кожевников на более широкую Аллею Жеребца, держась в тени и прислушиваясь, нет ли звуков преследования.

   Как же могло дойти до такого, удивлялся он? Он шел по полуночным улицам на тайную встречу. По возвращении из Ахайи всё было прекрасно. Хорошее настроение Филиппа длилось несколько месяцев, и даже находясь вдали, в своих постоянных кампаниях то во Фракии, то в Халкидике, Царь продолжал отправлять послания своему сыну в Миезу. Когда всё пошло не так?

   Может, всё началось с коня?

   Он вспомнил день, пять лет назад, когда Парменион впервые привел Буцефала пред очи Царя. Предыдущие четыре дня праздновался Фестиваль Артемиды, и Филипп был расслаблен и слегка пьян, когда фессалийский конюх вывел огромного вороного скакуна на парадный плац. У Александра перехватило дыхание. Семнадцать ладоней в холке, жеребец был прекрасен, широкий в груди и горделивый во взгляде. Царь моментально протрезвел. Он тогда еще не хромал и быстро сошел с помоста, подойдя к животному.

   - Никогда прежде, - сказал Филипп, - не видел я подобного коня.

   - Его отцом был Титан, - поведал ему Парменион. - Я только раз скакал на нем верхом и запомнил это навсегда.

   - Дам тебе за него пять талантов серебром, - объявил Царь.

   - Он не для продажи, государь, даже тебе. Это - подарок Александру.

   - Этот конь не для ребенка. Это боевой скакун. - Филипп вытянул руку и погладил гладкую черную шею дрожащей ладонью. - Десять талантов, Парменион. А Александр может взять любого другого коня.

   Пятнадцатилетний Александр взглянул тогда на Спартанца и увидел, как у того краснеют щеки и рот смыкается в линию. - Ты не можешь купить чужой подарок, мой повелитель. У меня есть еще несколько боевых скакунов, которых я охотно уступил бы тебе.

   - Но я желаю этого! - заявил Царь, и голос его стал громче от возросшего гнева.

   - Нет, - сказал Парменион. Слово было произнесено тихо, но не было никаких сомнений в силе, которая стояла за сказанным.

   Филипп сделал глубокий вдох и обернулся, увидев, что Александр смотрит на него. - Что ж, коли усидит на этом жеребце, то может забирать его себе, - произнес Филипп и вернулся на помост.

   - Спасибо тебе, Парменион, - прошептал Александр, подойдя к жеребцу. - Но как же я оседлаю такое животное? Мне понадобится лесенка.