Десятитысячная толпа подняла громогласный клич, когда Александр пересек финишную черту на спине гигантского черного жеребца, оставив ближайшего соперника корпусов на двадцать позади себя. Принц пустил Буцефала сделать круг почета вокруг стадиона, принимая поздравления, наконец остановился перед царской трибуной, где рука об руку сидели Филипп с Клеопатрой, а по бокам от них - военачальники Парменион, Антипатр, Аттал и Клейтус.
- Прекрасная победа, - произнес Клейтус, приветливо взирая на молодого всадника.
- Верхом на таком коне любой бы победил, - проворчал Филипп, вставая на ноги. Взяв золотой лавровый венец со стола перед ним, он протянул его Пармениону. - Давай, - проговорил он, - вручи победителю его приз.
Толпа затихла, когда к принцу вышел военачальник. Каждый знал, что чемпиона должен был награждать Царь, и сконфуженный гомон начался на местах. Александр поднял ногу и соскочил со спины Буцефала, склонив голову для лаврового венца. Когда убор был возложен на его голову, он широко ухмыльнулся и помахал толпе, вызвав новую овацию.
С той же улыбкой он прошептал Пармениону: - Что происходит с моим отцом? Я чем-нибудь рассердил его?
- После поговорим, - ответил Парменион.
- Я приду к тебе домой.
- Нет, это будет неразумно. У Мотака есть небольшой домик в западном квартале, возле Храма Исцеления. Будь с торца Храма в полночь. Там и увидимся. Удостоверься, что за тобой не будут следить.
Всё еще улыбаясь, Александр ухватился за гриву Буцефала и вскочил к нему на спину. Парменион вернулся на трибуну и, когда преодолевал ступени, перехватил взгляд Аттала, который смотрел, как принц подъезжает к выходным воротам.
Годы не были милосердны к мечнику. Его волосы стали белыми и редкими, лицо - тощим и скелетоподобным, с глубокими морщинами вдоль щек, кожа на шее обвисла и сморщилась складками. А ведь ему едва исполнилось шестьдесят. Аттал увидел, что Парменион смотрит на него, и улыбнулся. Спартанец кивнул в ответ, затем занял свое место рядом с Царем, как раз когда пришел черед кулачных боев.
Парменион подождал еще час, потом попросил у Царя разрешения удалиться и покинул помост, направившись к огромным шатрам, расставленным снаружи стадиона, в которых подавали еду и напитки. Всё было задаром, и множество городской бедноты скапливались там, напиваясь вдрабадан. Спартанец тихо прошел через толпу к Командирскому Шатру.
Он увидел Филоту, который беседовал с юным Птолемеем и трезвым Кратерусом. Юноши заметили его, и Филота отошел от них.
- Неплохо я пробежал, - сказал Фило. - Ты видел меня?
- Да. Твое распределение времени было безошибочно.
- Был ли я так же быстр, как ты в лучшие годы?
- Я бы даже сказал, что ты быстрее, - признал Парменион. - У меня никогда не получалось так ускоряться к финишу. Я на миг подумал, что спартанец обгонит тебя, но ты его сделал на последнем повороте.
Мгновение Фило стоял, казалось, ошеломленный похвалой, но потом его лицо смягчилось. - Спасибо, Отец. Я... благодарю тебя. Выпьешь с нами?
- Нет, я устал. Пожалуй, отправлюсь домой.
Разочарование молодого человека было заметно, но оно мгновенно сменилось защищенным, циничным выражением, которое Парменион знал очень хорошо. - О да, конечно, - сказал Фило. - Мне следовало заранее знать ответ, прежде чем попросить провести время со мной. Непросто победить привычки, выработанные за всю жизнь. - И он отвернулся, возвращаясь к своим собеседникам.
Парменион тихо выругался и пошел восвояси. Ему надо было остаться, и чувство вины посетило его. Филота был прав: у него никогда не хватало времени на мальчика, как и на других сыновей, кроме одного. Александра.
На задах Командирского Шатра было ограждение, где стояли стреноженные лошади. Слуга подвел к нему его жеребца, и он медленно поехал по улицам в свой городской дом. Федра должна была отсутствовать до завтра, и это давало ему по крайней мере несколько часов относительного покоя.
Он нашел Мотака в маленьком кабинете с задней стороны дома. Старый фивянин корпел над донесениями из Азии, и всюду были бумаги и свитки, в беспорядке разбросанные на широком столе.
- Что-нибудь новое? - спросил Парменион, снимая парадный шлем и осторожно кладя его на скамейку у входа.
- Нового? Да тут всё новое,- ответил Мотак. - И в то же время всё старо, как Зевсовы яйца. Предательство, двойная игра, компромиссы. Новые имена, древнее зло. Но могу сказать, что мне по нраву дипломатия. - Он поднял один свиток и усмехнулся. - Здесь у меня письмо от человека по имени Дупий, заверяющего меня, что он - ярый сторонник Филиппа. По его заверениям, мы можем положиться на теплый прием в Тире, если Персидская армия обойдет "отважных македонян".
- Звучит многообещающе, - сказал Парменион.
- Действительно, и все же у меня есть донесение от другого источника, что Дупию платят персы.
- Еще лучше. Мы сможем использовать его, чтобы скармливать Дарию ложные сведения.
- Да. Жизнь поразительно сложна. Я вспоминаю скучные былые дни, когда всё решала лишь сила человека с мечом и справедливость его убеждений.