- Не бойся этого, Парменион. Я мечтал об этом более двадцати лет, но всегда знал, как это опасно. Почти полвека назад Агесилай Спартанский вторгся в Персию. Что из этого вышло? Он добился военного успеха, но был вынужден вернуться домой, когда Фивы восстали против него. Это типичный для Персии ход. С их неисчерпаемыми запасами золота и нашей алчностью, они веками заставляли нас впиваться друг другу в глотки. Вот почему я ждал так долго, добиваясь, чтобы за нами была безопасная Греция. Теперь у персов здесь нет влияния.
- Какой приказ ты отдашь Александру? - спросил Парменион.
Лицо Филиппа посуровело. - Никакого. Он останется в тылу.
- Править в твое отсутствие?
- Нет. Моим Регентом станет Антипатр.
- Не понимаю, государь. Ведь Александр доказал, что он достоин.
- Меня заботит не его достоинство - а его верность. Он замышляет против меня, Парменион. Близок тот день, когда он попытается свергнуть меня - в ходе заговора, который, без сомнения, возглавляет эта эпирская шлюха - его мать. Они думают, я настолько глуп, или, может, слеп на оба глаза. По счастью, у меня еще есть друзья, которые держат меня в курсе всего, что происходит.
- Я ни разу не замечал признаков заговора, - сказал Парменион.
- Правда? И ты сказал бы мне, если б заметил?
- Неужели ты сомневаешься в этом?
Филипп встал из ванны и захромал по мраморному полу. Двое слуг принесли ему теплые полотенца; обернув одно вокруг пояса, Царь воспользовался вторым, чтобы высушить бороду и волосы. Парменион последовал за ним. - Что с тобой происходит, Филипп? Как можешь ты усомниться в преданности собственного сына? Он дважды спасал тебе жизнь, и я ни разу не слышал, чтобы он хоть слово сказал против тебя. Каких ядовитых речей наговорил тебе Аттал - ибо я чувствую, что в этом замешан он?
- Думаешь, у меня кроме Аттала других осведомителей не найдется? - отозвался Царь. - У меня их много. Александр устраивал пир для друзей в прошлом месяце, и там произнес речь. Знаешь, что он сказал? "Чт
мой отец оставил мне для завоевания?" Он жаждет моей смерти!
- Это зависит от того, как ты воспринимаешь эти слова. Мне кажется, что он так выражает свою гордость твоими достижениями.
- А что насчет твоего сына, Филоты? Он всегда говорит о твоих - и, по совместительству, моих - ошибках: об осадах Пиринфа и Виз
нтия. Он применил слово "тупость". По отношению ко мне!
- Тупые люди первыми используют такие слова. Он не блещет умом, государь, однако Александр всегда осаживает его. А что касается осад, ну что ж, мы вряд ли добились славы на этом поприще. Мы так и не взяли ни одного города. Пожалуй, мы были... не гении.
- Почему ты всегда за Александра? - рыкнул Филипп. - Или я не имею права требовать от тебя верности?
- Ты в полном праве, - ответил Парменион. - И если я увижу малейший знак предательства по отношению к тебе, я доложу об этом. Более того, я убью любого - любого - кто попытается тебя свергнуть.
Филипп сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Затем улыбнулся и расслабился. - Знаю. Но ты слишком доверчив, Спартанец. Ты все еще думаешь о Золотом Ребенке. Что ж, а он теперь - мужчина, со своими амбициями. Однако довольно об этом - что ты думаешь о моей невесте?
- Она весьма красива, государь.
- Да - и покладиста. Знаешь, когда-то я думал, что люблю Олимпиаду, но теперь я убежден, что меня околдовали тогда. Ныне я вижу ее такой, как она есть, - злобная ведьма, со скверным характером и змеиным языком. Но Клеопатра - она для меня всё, о чем можно мечтать. Она подарила мне истинное счастье. И скоро у меня будет еще один сын, рожденный в настоящей любви.
- Да, государь, - сказал Парменион, пытаясь заглушить в своем голосе печаль.
***
Празднества по случаю царского бракосочетания продлились восемь дней, и никто во всей Пелле не мог припомнить подобного празднования. Каждому двору было преподнесено бесплатное вино, а все мужчины старше пятидесяти получили отчеканенную по особому случаю золотую монету с головой Филиппа и портретом Клеопатры на реверсе. Монета была достоинством в половину годового жалованья младших слуг и земляных работников, и гулянья были громкие, широкие и незабываемые.
Через двенадцать дней были устроены атлетические состязания, своим размахом и охватом затмившие Олимпийские Игры, и город был наводнен гражданами с сопредельных земель и гостями со всей страны, прибывшими на свадьбу. В Играх участвовали чемпионы со всей Греции, и Царь возложил каждому победителю на голову лавровый венец из чистого золота. От Македонии было всего два победителя: Филота стал первым в беге на среднюю дистанцию, а Александр обогнал верхом на Буцефале конников из Фракии, Афин, Спарты, Фессалии и Коринфа.